— Испугала ты меня, Флена Васильевна! — отозвался Алексей. — Подкралась невзначай — дернула вдруг. Разве можно так человека пужать?..
— Ишь какой ты неженка! — ответила Фленушка. — Самого с коломенску версту вытянуло, а он ровно малый ребенок пужается. Иди ко мне — самовар на столе.
— Благодарю покорно, Флена Васильевна, — сказал Алексей, слегка сторонясь от Фленушки. — Что-то корежит[154]
меня — увольте.— Ах ты, пучеглазый этакой, — видно, в тебе совести нет ни на грош! — подхватила Фленушка, крепче держа за рукав Алексея. — Девица чай его пить зовет, а он нос на сторону… Мужлан ты сиволапый!.. Другой бы за честь поставил, а ты, глядь-ка поди!
— Ей-богу… право, через великую силу брожу, Флена Васильевна, — отговаривался Алексей. — В другой раз со всяким моим удовольствием… А теперь увольте, господа ради. Голова болит, ног под собой не чую, никак веснянка[155]
накатывает. Совсем расхилел — мне бы отдохнуть теперь.— На то ночь была, — подхватила Фленушка.
— Да я, право, Флена Васильевна, — начал было Алексей.
— Нечего тут! — стояла на своем Фленушка. — Ишь сахар медович какой выискался!.. Нет, друг сердечный, отлынью[156]
здесь не возьмешь. Здесь наша большина — твори волю девичью, не моги супротивничать. Волей нейдешь — силком сволочём… Марьюшка! Из боковуши выглянула Марья головщица.— Гляди, каки вежливы гости наехали. Девица зовет чай его пить, приятную беседу с ним хочет вести, а он ровно бык перед убоем — упирается. Хватай под руки бесстыжего — тащи в горницу. Волей-неволей пришлось Алексею зайти к Фленушке.
— Садись — гость будешь, — с веселым хохотом сказала Фленушка, усаживая Алексея к столу с кипящим самоваром. — Садись рядышком, Марьюшка! Ты, Алексеюшка, при ней не таись, — прибавила она, шутливо поглаживая по голове Алексея. — Это наша певунья Марьюшка, Настина подружка, — она знает, как молодцы по девичьим светлицам пяльцы ходят чинить, как они красных девиц в подклеты залучают к себе.
Ни слова в ответ Алексей. Только брови маленько у него посдвинулись.
— Рассказывай про лапушку-сударушку, — молвила Фленушка, подавая Алексею чашку чая. — Что она? Как все идет у вас? По-прежнему ль по-хорошему, аль как по-новому?
— Невдомек мне ваши речи, Флена Васильевна, — сквозь зубы процедил Алексей.
— А ты лисьим-то хвостом не верти, — молвила Фленушка, ударив Алексея по лбу чайной ложечкой. — Сказано, при Марьюшке таиться нечего. Рассказывай же: каково видались, каково расставались. Люблю ведь я, парень, про эти дела слушать — пряником не корми.
— Чего рассказывать-то? — глядя в сторону, молвил Алексей. — Не знаю, чего вам требуется?.. Настасья Патаповна при своем месте, я при своем…
— Наверх ходишь? — резко спросила Фленушка.
— Как наверх не ходить? — не глядя на нее, отвечал Алексей. — Хозяйски дела тоже на руках.
— Ну? — с нетерпеньем, топнув ногой, молвила Фленушка.
— Значит, каждый день к хозяину хожу, а не случится его дома, к хозяйке, — ответил Алексей.
— Да ты, парень, вьюном-то не увертывайся, у нас у девиц — увертка не вывертка, — сказала Фленушка. — Прямо говори: по-прежнему ль с Настенькой любишься?
— Отдохнуть бы мне маленько, — молвил Алексей, покрывая допитую чашку. — Больно что-то недужится — в глазах мутит, головушку совсем разломило.
— Эх ты! — вскликнула Фленушка. — Ударить бы путем дурака, да жаль кулака. Спустя голову в пол, глядел Алексей.
— Марьюшка, сливки-то совсем скислись, сбегай, голубка, доспей кипяченых, — молвила Фленушка головщице и подмигнула.
Марьюшка степенно поднялась и неспешно вышла из горницы.
— Часто ль сходитесь? Сказывай, долговязый! — торопливо спросила Фленушка Алексея, когда остались с ним с глазу на глаз.
Алексей как воды в рот набрал. Смотрит в окно, сам ни словечка.
— Да что ж это такое? — вскликнула Фленушка, сверкнув на него очами. — Нешто рассохлось?
— Эх, Флена Васильевна! — с тяжким вздохом промолвил Алексей и, облокотясь на подоконник, наклонил на руку голову.
— Что такое?.. Говори, что случилось? — приставала к нему встревоженная Фленушка. Не отвечал Алексей.
— Да говори же, пес ты этакой!.. — крикнула Фленушка. — Побранились, что ли?.. Аль остуда какая?..
— Не в меру горда стала Настасья Патаповна…— едва слышно проговорил Алексей.
— А что ж ей? — вскликнула Фленушка. — Ноги твои мыть да воду с них пить?.. Ишь зазнайка какой!.. Обули босого в сапоги — износить не успел, а уж спеси на нем, что сала на свинье, наросло!.. Вспомни, — стоишь ли весь ты мизинного ее перстика?.. Да нечего рыло-то воротить — правду говорю.
По-прежнему склонив голову, бессознательно глядел Алексей в окошко… Из него виднелся домик Марьи Гавриловны.
— Не бросить ли вздумал?.. Не вздумал ли избесчестить девичью красоту? — крикнула Фленушка, наступая на Алексея.
— Что ж, Флена Васильевна?.. — с глубоким вздохом промолвил он. — Человек я серый, неученый, как есть неотесанная деревенщина… Ровня ль я Настасье Патаповне?.. Ихней любви, может быть, самые что ни на есть первостатейные купцы аль генералы какие достойны… А я что?