В лесах. Книга Вторая

Что за зиму их ни нарубят, все по весне на Низ плавят!.. Проволочная уда из Безводного, кованцы на кусовые самоловы тоже в здешних местах по Волге куют; дель на ставные сети и на плавные из Ягодного; бечева — горбатовская, лоцмана из Татинца да из Кадниц (Село Нижегородского уезда на Волге. Кованец — большой рыболовный крюк для ловли больших рыб. Кусовой самолов — кованцы, подвешенные на хребтине (веревка с поводцами, к коим прикреплены кованцы), для ловли большой красной рыбы. Дель — конопляная ручная пряжа, из нее вяжут ловецкие (рыболовные) сети для промыслов в Ягодном, Княгининского уезда, и по окрестным селениям. Ставные сети — на красную рыбу стоят как тенета на одном месте во все время лова. Плавная сеть — подвижная, плывущая по течению реки. В Горбатове делают бечеву для ловецких снастей. Татинец, и Кадницы — приволжские села Макарьевского уезда Нижегородской губернии.), ловцы тоже все почти из наших местов, да и промышленников взять, так здешних-то — больше половины. Исстари так повелось. Еще в те поры, как ловили рыбу «безданно, безъявочно», на рыбных промыслах ватаги (Место для неводного залова рыбы.) бывали все нижегородские…

И когда московские пошлины на рыбу старыми царями были положены, сбирали их у Старого Макарья, для того что все промышленники вокруг того места проживали (Старый Макарий — город Макарьев на Волге, где до 1817 года бывала нынешняя Нижегородская ярмарка.). Самим низовцам без нашего брата ввек бы с рыбой не управиться… Говорят же, что в стары годы, когда нашего брата на Низу еще не было, астраханцы заместо белой рыбицы кобылятину в Новгород слали… Значит, рыбы от кобылы отличить не могли. И до сих пор астраханцев тем дразнят. И не любят же они того присловья! Захохотал Патап Максимыч. — Употчевали, значит, постников калмыцкой маханиной (Маханина — конина.), — говорил он.

— Теперича на рыбных ватагах саратовцы в силу пошли, отбивают у нас рыбную часть, — продолжал Смолокуров. — Потому-то всякому здешнему тысячнику и советовал бы я этим делом заняться, поднять бы да поддержать дедовские промысла, не отдавать их саратовцам… Да и выгодно. Что вы, Патап Максимыч, на это скажете?

— Нельзя мне по разным делам разбиваться, Марко Данилыч, — ответил Чапурин. — И без того у меня их немало, дай бог и с теми управиться! Нет, уж зачем же мне лишню обузу брать на себя.

— Хоть для пробы маленько дельце завели бы, небольшую бы ватажку на откуп взяли, — продолжал Смолокуров. — После за совет мне спасибо сказали бы. Лиха беда начать, а там все как по маслу пойдет. Право, подумайте — барыши хорошие, дело вести можно.

— Хозяйский глаз для того нужен, Марко Данилыч, — молвил Чапурин.Самому в такую даль ехать мне не приходится, а верного человека не предвидится. Знающего ведь надо.

— Конечно, знающего, — ответил Смолокуров. — Без знающих людей рыбного дела нельзя вести. Главное, верных людей надо; их «разъездными» в косных по снятым водам рассылают наблюдать за ловцами… У нас, я вам скажу, дело вот как ведется. Снявши воды, ловцам их сдаем. Искать ловцов не надо, сами нагрянут, знай, выбирай, кому отдать. Народ бедный, кормиться тоже надо, а к другим промыслам непривычен. И как много их сойдется, сдача пойдет наперебой. Один перед другим проценты набавляет.

— Как проценты набавляет? — спросил Чапурин.

— А вот как, — стал объяснять Смолокуров. — Пишется «ловецкий контракт», без того нельзя: ряда не досада, а уговорец — нашему брату кормилец. Выговаривают, чтоб ловцы всю рыбу, что ни наловят, сдавали съемщику со скидкой десяти аль двенадцати копеек с рубля. А как пойдет у них наперебой, по двадцати да по двадцати по пяти копеек они и скидывают. Нашему брату барыш в руку и лезет…

— Понимаю теперь! — молвил Патап Максимыч.

— А кроме того, икра да вязига хозяину даром, — продолжал Марко Данилыч. — Тут-то вот ловкие разъездные и нужны, потому что ловцы — народ вор. Из плута кроены, мошенником подбиты, с ними не зевай, во всяко время ухо востро держи.

— А что? — спросил кум Иван Григорьич.

— Да вот, к примеру сказать, как они, окаянные, раз меня самого провели, — продолжал Марко Данилыч. — Еду я в косной, навстречу другая, гляжу — наши. Разъездной, как водится, тотчас в лодку, щупом везде пробует — нет ничего. А тут баба с ребеночком, кричит сердечный, так и заливается, есть хочет, а у матери-то молока, видно, мало. Пододвигает она к себе кринку, разъездной было за нее, а баба таково жалобно говорит: «Молочко маленькому в кринке-то». Разъездной не внемлет, хочет кринку раскрыть. Жалко мне стало ребеночка, не велел трогать. Что ж… сударь мой? После узнаю — в кринке-то икра была.

Захохотал во все горло Патап Максимыч, засмеялись и его собеседники.

— Ловка же бабенка, — молвил удельный голова. — Говорится же пословица: «Хитра, мудра баба казанская, похитрей ее астраханская»…