В лесу

Сэм пришел в отдел в возрасте двадцати семи лет. Его дядя Редмонд О’Нил, политик среднего звена, занимает должность парламентского заместителя министра юстиции, или окружающей среды, или чего-то наподобие. Сэм неплохо справляется – благодаря характеру или умелой стратегии поведения, к тому же он незлобивый и надежный, лучший помощник во всем отделе, и потому к нему никто не цепляется. Порой кто-нибудь, как сейчас О’Келли, все же отпускает шпильки, однако скорее по привычке, чем со зла.

– Поэтому он нам и нужен, сэр, – уперся я. – Если мы собираемся лезть в дела Совета графства и при этом не особо мутить воду, то нам очень пригодится тот, у кого есть в этой области связи.

О’Келли взглянул на часы, заерзал и поправил волосы, чтобы получше скрыть лысину. Без двадцати восемь. Кэсси уселась на столе поудобнее.

– Думаю, тут есть за и против, – начала она, – возможно, нам следовало бы обсудить…

– Ладно, пес с вами, забирайте О’Нила, – сердито отрезал О’Келли. – За работу – и хорошо бы, он никого не выбесил. Отчетов жду каждое утро. – Он встал и принялся укладывать бумаги в стопки. С нами вопрос закрыт.

Неожиданно и совершенно беспричинно меня захлестнула радость, острая и беспримесная, такая, какая, по моим представлениям, бывает у героинщиков, когда доза попадает в вену. Меня приводило в восторг, как моя напарница, приподнявшись на руках, ловко спрыгнула со стола, как я отлаженным движением одной рукой закрыл записную книжку, как мой начальник вертел головой и выискивал на пиджаке перхоть, приводили в восторг залитый светом кабинет, и угловой стеллаж с пронумерованными ячейками, и по-вечернему блестящее стекло. Я снова осознавал, что все это по-настоящему и что это моя жизнь. Возможно, Кэти Девлин, доживи она до этого, ощущала бы нечто подобное, глядя на мозоли на больших пальцах ног, вдыхая едкие запахи пота и мастики для пола в балетных залах, вслушиваясь, как разносится по коридорам звонок. Возможно, она, подобно мне, любила бы мелочи и неудобства даже больше, чем чудеса, потому что именно они доказывают твое существование.

Этот момент запомнился мне, потому что, говоря по правде, он для меня в диковину. Я редко подмечаю минуты счастья, разве что задним числом. Мой дар, а может, мой рок – это ностальгия. Иногда меня обвиняют в навязчивом стремлении к совершенству, в том, что стоит мне приблизиться к желанной цели, как я тут же отвергаю ее, и загадочно-прекрасная импрессионистская картина вблизи оказывается просто скоплением грубых мазков. На самом деле все намного проще. Мне не хуже других известно, что совершенство – это сочетание банальностей. Думаю, моя истинная слабость заключается в своего рода дальнозоркости – картину целиком и ее закономерности я вижу, только отойдя от нее на изрядное расстояние, когда становится слишком поздно.

5

На пиво нас не тянуло. Кэсси позвонила Софи и сообщила, что вспомнила заколку по одному из старых дел, – у меня сложилось впечатление, что Софи на такое объяснение не купилась, но и докапываться не собиралась. После этого Кэсси пошла печатать отчет для О’Келли, а я захватил мое старое дело и отправился домой.

Я снимаю квартиру в доме специализированного типа. Моя соседка и по совместительству квартирная хозяйка – не поддающаяся описанию женщина по имени Хизер. Она состоит на государственной службе, и у нее голос как у маленькой девочки – такое впечатление, будто Хизер того и гляди разрыдается. Сперва я даже находил в этом некоторое обаяние, но потом этот ее слезливый голосок начал меня раздражать. Поселился я здесь, потому что мне понравилась идея жить возле моря, да и арендная плата устраивала, а кроме того, мне понравилась хозяйка (рост пять футов и ни дюймом больше, худенькая, широко распахнутые голубые глаза, волосы до ягодиц), и я уже навоображал себе голливудский сюжет о неожиданных для обоих и удивительных отношениях. Не съезжаю я отсюда по инерции, мне попросту лень, а еще потому, что к тому моменту, как у Хизер обнаружился целый букет неврозов, я уже начал копить на собственное жилье, а эта квартира – даже когда мы оба уяснили, что мечты о Гарри и Салли никогда не воплотятся, а Хизер повысила арендную плату – единственная во всем Дублине, живя в которой я смогу хоть что-то откладывать.

Я отпер дверь, крикнул “Привет” и двинулся к себе в комнату. Хизер перехватила меня – с поразительной быстротой она появилась на пороге кухни и прозвенела:

– Привет, Роб, как день прошел?

Порой мое воображение рисует, как Хизер час за часом сидит на кухне, заплетает бахрому скатерти в аккуратные косички, а едва заслышав, как поворачивается в двери мой ключ, вскакивает и устремляется мне навстречу.

– Отлично, – не останавливаясь, сказал я и отпер дверь в свою комнату (замок я установил спустя несколько месяцев после переезда, якобы чтобы возможные грабители не добрались до секретных полицейских документов). – А у тебя как дела?

– Все в порядке, – ответила Хизер и плотнее запахнула розовый махровый халат.