В лесу

Что меня безпокоило — это мои собственные служащіе, лсники, полсчики, стражники и пр. Стыдно сказать, но я долженъ откровенно признаться, что вс «мои» были отчаянные плуты, и я потерялъ всякую вру въ ихъ честность. Каждый изъ нихъ могъ продать (и продавалъ) законъ буквально за двугривенный. Пропустить цлый десятокъ возовъ дровъ безъ билета, продать тайно десятину казеннаго лса, употребить въ дло шантажъ — кто ни для кого изъ нихъ не составляло труда. И все кто за малое вознагражденіе. Дйствительно-ли служащіе въ этой стран — вс плуты, или я самъ не умлъ напасть на честныхъ людей, но только откровенно говорю, что весь мой персоналъ состоялъ изъ воровъ. Никакія мои жестокія мры не помогали смягченію лсныхъ нравовъ. Ревизія не помогала; суда они не боялись; увольненія не дйствовали. Пробовалъ я увольнять и по одиночк, я всмъ составомъ — не помогало: уволишь вразъ сорокъ плутовъ, а на ихъ мсто берешь другихъ сорокъ плутовъ. А иногда такъ случалось, что замсто одного являлось сразу два плута. Борьба здсь была не до силамъ мн. Жестокая расправа, которою я надялся устрашить своихъ подчиненныхъ, длала только то, что они собирали дани боле утонченно и неуловимо. Мн пришлось кончить тмъ, что я стадъ преслдовать только крупныя хищенія, а мелкія не замчалъ.

Разъ одинъ изъ моихъ объздчиковъ сильно проворовался. Желая быстро захватить концы, я бросилъ дла въ город и отправился на мсто соблазнительнаго происшествія, отстоявшее верстахъ въ тридцати. Дло было наглое и вопіющее: изъ казенной дачи тайно были вырублены лучшихъ три десятины. Дознаніе длилось всего полчаса посл моего прізда. Объздчикъ и тотъ купецъ, который вырубилъ лсъ, немедленно были уличены, и противъ обоихъ я возбудилъ слдствіе, причемъ первому веллъ подать въ отставку.

Посл этого мн нечего было длать въ деревн, и я ршилъ немедленно же хать обратно домой. Но, къ сожалнію, почтовыхъ лошадей не оказалось, и я долженъ былъ нанять простую телгу, запряженную одною лошадью. Трястись на протяженіи тридцати верстъ въ телг не представляло ничего заманчиваго, но я не хотлъ ни одного часа оставаться среди населенія, которое относится враждебно ко мн.

Я похалъ.

Лошадь у мужика оказалась добрая — телга не особенно высоко подпрыгивала, а брошенная въ нее охапка сна предохраняла меня отъ увчья. Чтобы скоротать время, я старался разговориться съ мужикомъ, сидвшимъ бокомъ ко мн, но, къ моему удивленію, онъ неохотно отвчалъ мн. Это было тмъ удивительне, что онъ казался мн смирнымъ, добродушнымъ человкомъ. Между тмъ, на мои вопросы онъ отвчалъ безсвязно, не то чмъ-то напуганный, него раздраженный, а иногда вовсе не отвчалъ, отворачивая отъ меня свое лицо, причемъ некстати надвигалъ шапку до ушей. Не отвчая мн, онъ въ то же время усиленно билъ кнутомъ лошадь, которая посл каждаго взмаха бросалась въ сторону, причемъ я болтался въ телг, какъ полно. Въ ту пору я не обратилъ вниманія на странное поведеніе ямщика; потерявъ всякую надежду разговориться съ нимъ, я не старался объяснить себ, почему онъ находится въ такомъ смятеніи.

Отъ нечего-длать я сталъ осматривать окрестности. Мы хали сначала по сосновому, хорошо сохранившемуся лсу; безпечная рука человка здсь еще не коснулась могучихъ великановъ; по обимъ сторонамъ дороги высокою стной возвышались столтнія сосны, образуя надъ нами густую крышу изъ сплетающихся хвоевъ. Мы хали въ тни, только изрдка, сквозь зеленую крышу, проскользалъ лучъ солнца, еще боле оттняя полумракъ. Стукъ колесъ, громыханье телги звучнымъ эхомъ отдавались въ лсу.

Я люблю лсъ. Онъ живетъ въ моихъ глазахъ. Стоитъ-ли онъ неподвижно въ застывшемъ воздух, когда каждая втка дремлетъ, тихо играя листвой, или шумитъ онъ подъ напоромъ втра, я всегда слышу его дыханіе. Меня радовало, когда я встрчалъ цлое поселеніе молодыхъ и здоровыхъ деревъ, а когда при мн рубили живой стволъ и онъ, какъ бы въ смертельномъ испуг, дрожалъ отъ верха до низа своимъ крпкимъ тломъ и, подрубленный въ своемъ основаніи, тяжело падалъ съ трескомъ и скрипомъ, — въ этихъ звукахъ мн слышался стонъ погибающаго существа и послдній вздохъ умирающаго. Часто, ломая невзначай молодое деревцо, я отъ всего сердца тужилъ объ этомъ, какъ будто я погубилъ начинающуюся жизнь ребенка. Мн жаль было сломать втку какого-нибудь дерева, и безъ боли я не могъ видть, какъ мальчишки весной сверлятъ отверстія въ деревьяхъ, и оттуда медленно течетъ блая кровь. Въ дтств я велъ длинные монологи съ кустами бузины, ссорился съ бояркой, которая часто злобно колола меня проклятыми иглами, и подолгу наблюдалъ осину, слдя за трепетомъ ея листьевъ; въ моихъ глазахъ это были живыя существа, и я велъ себя съ ними такъ, какъ будто они надлены были разумомъ. Въ юношеств я забылъ эти дтскія грезы, но теперь, въ зрломъ возраст, по призванію выбравъ карьеру лсничаго, я неравнодушно относился къ обязанностямъ защитника своихъ любимцевъ.