В лесу

Это было наше последнее общее дело. Как бы мне хотелось сказать, что в допросе есть своя красота, эффектная и жестокая, подобная красоте корриды. Она заметна, даже когда речь идет о самых изощренных преступлениях и когда подозреваемый бесконечно глуп. Она неизменна в своем напряженном, отточенном до совершенства изяществе, она обладает непоколебимым, будоражащим кровь ритмом. Хорошие детективы улавливают каждую мысль своего напарника, они изучили друг друга так же, как балетные танцоры, которые проработали вместе всю жизнь. Я никогда не знал, хорошие ли мы с Кэсси детективы, подозреваю, что нет, но я знаю вот что: о нашей с ней команде можно баллады слагать и учебники писать. Это был наш последний совместный танец, и танцевали мы его в допросной, где за окнами висел полумрак, по стеклам выбивал монотонный ритм дождь, а зрителями были обреченный и убитая.

* * *

Дэмьен скрючился на стуле – плечи опущены, нетронутый чай остыл. Когда я зачитывал ему правила, он смотрел на меня так, будто я говорю на урду.

Месяц, прошедший после смерти Кэти, Дэмьена не пощадил. Ни широкие штаны защитного цвета, ни растянутый свитер не скрывали его худобы, и от этого он выглядел неуклюжим и даже словно убавил в росте. От смазливости не осталось и следа, под глазами наметились лиловые мешки, между бровями залегла морщина, юношеская свежесть, которой было отведено еще несколько лет, стремительно увядала. Этих на первый взгляд незначительных перемен на раскопках я не заметил, зато с удивлением отмечал сейчас.

Мы начали с простых вопросов – тех, которые не могли его встревожить. Он из Рэтфарнэма, верно? И учится в Тринити? Второй курс окончил? И как сессию сдал? Дэмьен отвечал односложно и накручивал на большой палец подол свитера. Ему явно хотелось узнать, зачем мы задаем эти вопросы, но спросить он боялся. Кэсси перевела разговор на археологию, и Дэмьен постепенно расслабился, оставил свитер в покое, вспомнил про чай и заговорил длинными фразами. Они с Кэсси вели долгую и приятную беседу про всякие находки, которые их команда обнаружила за время раскопок. Я слушал минут двадцать, не меньше, и лишь потом перебил (вежливая улыбка: “Ребята, мне ужасно жаль, но давайте, наверное, приступим к делу, пока нас всех троих за жабры не взяли”).

– Ой, Райан, ну еще две секунды, – взмолилась Кэсси, – я кольцевую кельтскую брошь ни разу в жизни не видела. Она хоть какая?

– Говорят, ее в Британский музей отправят, – Дэмьен просиял от гордости, – она примерно вот такой величины, бронзовая, и на ней узор… – Он принялся водить пальцем в воздухе, видимо пытаясь передать узор.

– А нарисуете? – Кэсси придвинула блокнот и ручку, и, сосредоточенно нахмурившись, Дэмьен послушно принялся рисовать.

– Вот что-то вроде этого, – он вернул блокнот Кэсси, – но рисую я плохо.

– Ух ты! – благоговейно выдохнула Кэсси. – Это вы ее нашли? Если бы я что-нибудь подобное нашла, меня от счастья удар хватил бы.

Я заглянул через ее плечо: большой круг, а сзади булавка, украшенная извилистой линией.

– Миленько, – похвалил я.

Дэмьен и впрямь оказался левшой. Руки у него по-прежнему выглядели непропорционально крупными, словно лапы у щенка.

* * *

– Ханта вычеркиваем, – сообщил нам О’Келли, когда мы встретились с ним в коридоре, – он утверждает, что в понедельник вечером они с женой пили чай и смотрели телевизор, а в одиннадцать он лег спать. Какие-то блевотные документальные фильмы – сперва про сурикатов, а потом еще один про Ричарда Третьего. Ханта как пустился в подробностях пересказывать, у нас чуть уши не отвалились. Жена его говорит то же самое, и, судя по телепрограмме, они не врут. У их соседа есть собака, такой мелкий кабысдох, который всю ночь брешет. Сосед говорит, он слышал, как примерно в час ночи Хант высунулся из окна и орал на псину – мол, почему этот придурок свою собаку заткнуть не может? Он говорит, это точно в тот день происходило, им как раз новую террасу делали, и это, типа, рабочие псину и растревожили. Я нашего Эйнштейна домой отправляю, а то спячу с ним. На наших скачках остаются два фаворита, ребятки.

– Как там Сэм с Марком управляется? – спросил я.

– Никак. Этот Хэнли злой как черт. Заладил, что ночь со своей девицей провел, а та подтверждает. Если они врут, то сломаются не скоро. Да, кстати, он правша. А ваш?

– Левша, – ответила Кэсси.

– Значит, у вас абсолютный фаворит. Но этого мало. Я с Купером говорил… – О’Келли скривился, – положение тела жертвы, поза убийцы, баланс возможностей. Скорее болтовня, по существу мало чего, но, главное, Купер думает, что убийца левша, хотя определенно он не говорит. Юлит, ну чисто гребаный политик. А как Доннелли себя ведет?

– Волнуется, – ответил я.

О’Келли хлопнул по двери допросной:

– Ну и отлично. Вот и не слезайте с него.

* * *

Мы вернулись к Дэмьену и снова принялись играть у него на нервах.

– Ну что ж, – я выдвинул стул, – приступим к делу. Поговорим о Кэти Девлин.

Дэмьен понимающе кивнул, но явно напрягся. Он отхлебнул чаю, совсем уже остывшего.

– Когда вы впервые ее увидели?