В лесу

– Я не про киношного психа говорю. Розалинд соответствует клиническому описанию психопатии. Отсутствуют угрызения совести и способность сопереживать, она патологическая лгунья, склонная к манипуляциям, обаятельна, обладает развитой интуицией, ей нужно внимание окружающих, занятия быстро ей наскучивают, у нее ярко выраженные нарциссические черты, она в штыки воспринимает любые возражения… Думаю, некоторые критерии я подзабыла, но остальное подходит, верно?

– Этого более чем достаточно, – согласился Сэм. – Погоди-ка, то есть если дойдет до суда, ее признают невменяемой?

О’Келли пробурчал что-то нелестное в адрес психологии вообще и Кэсси в частности.

– Она полностью вменяемая, – отрезала Кэсси, – это любой психиатр подтвердит. Это не психическое заболевание.

– Ты давно это поняла? – спросил я.

Кэсси исподлобья взглянула на меня:

– Первые подозрения у меня появились, когда я только познакомилась с ней. Но тогда это не имело отношения к расследованию, поскольку убийца явно не психопат, а у Розалинд было железное алиби. Вообще-то я собиралась тебе сказать, но разве ты поверил бы?

“Могла бы хоть попытаться”, – чуть не вырвалось у меня. Я заметил, как Сэм озадаченно переводит взгляд с меня на Кэсси.

– Как бы там ни было, – Кэсси вновь уткнулась в блокнот, – признания из нее все равно не выбьешь. Психопаты, как правило, не испытывают страха. Единственные доступные им эмоции – агрессия, скука или удовольствие.

– Ладно, – сказал Сэм, – понятно. А третья сестра – Джессика, да? Ей что-то известно?

– Не исключено, – ответил я, – они очень близки.

Уголок рта Кэсси сердито дернулся, когда она услышала последнее слово.

– Господи, – выдохнул О’Келли, – ей же двенадцать, так? Значит, без родителей не обойдешься.

– На самом деле, – проговорила Кэсси, не поднимая головы, – сомневаюсь, что от Джессики будет польза. Она полностью в подчинении у Розалинд. Уж не знаю как, но Розалинд совершенно лишила ее способности самостоятельно думать. Если мы найдем способ выдвинуть обвинение против Розалинд, то, возможно, рано или поздно мы и от Джессики чего-нибудь добьемся, но пока Розалинд живет в одном доме с ней, девочка от страха сказать что-нибудь не то вообще ничего не скажет.

Терпению О’Келли пришел конец. Он ненавидит неудачи, а напряженная атмосфера в кабинете, похоже, бесила его еще сильнее, чем наши споры.

– Отлично, Мэддокс. Премного благодарен. И что ты предлагаешь? Вместо того чтобы втаптывать в грязь чужие предложения, валяй, придумай нам что-нибудь годное.

Кэсси оторвалась от рисования и положила ручку поперек пальца, стараясь удержать ее на весу.

– Ладно. Удовольствие психопатам приносит власть над другими – возможность управлять ими, причинять боль. Думаю, нам надо сыграть на этом. Дать ей столько власти, сколько влезет, и посмотреть, как она с этим справится.

– В смысле?

– Вчера вечером, – медленно произнесла Кэсси, – Розалинд заявила, что мы с детективом Райаном любовники.

Сэм быстро повернулся ко мне. Я смотрел на О’Келли.

– Уж будьте уверены, я это помню, – мрачно проговорил он, – и хорошо, чтобы это было неправдой. Вы двое уже и так по уши в дерьме.

– Так и есть, – Кэсси устало отмахнулась, – это неправда. Она пыталась вывести меня из себя и нащупать болевую точку. Ей не удалось, однако точно она не знает. Возможно, я просто очень удачно притворялась.

– И?.. – не выдержал О’Келли.

– И, – ответила Кэсси, – я могла бы поговорить с ней. Скажу, что у нас с детективом Райаном уже давно роман, и буду умолять ее не выдавать нас, намекну, например, что мы подозреваем ее в причастности к убийству Кэти, и в обмен на ее молчание предложу рассказать, что именно нам известно.

О’Келли фыркнул:

– По-твоему, она купится?

Кэсси пожала плечами:

– Не вижу причин, почему бы и нет. Большинство из нас, сделав что-то ужасное, не готовы в этом сознаваться, даже если признание ничем им не грозит, но это потому, что мы не хотим, чтобы другие думали о нас плохо. Для этой девушки других людей не существует, они для нее не более реальны, чем персонажи компьютерной игры, а “хорошо” и “плохо” для нее лишь слова. По отношению к Дэмьену и Кэти она не ощущает ни вины, ни раскаяния. Осмелюсь предположить даже, что она в восторге от того, что ей удалось провернуть. Это ее величайшее достижение, а ей до сих пор не представилось возможности похвастаться им. Если Розалинд почувствует себя хозяйкой положения и будет уверена, что на мне нет жучка, – а стану ли я надевать жучок, признаваясь, что сплю с напарником? – она не упустит такого шанса. Рассказать следователю о собственном преступлении, зная, что я не в силах ничего сделать, зная, какие мучения мне это причиняет… Этот разговор будет одним из самых чудесных за всю ее жизнь. Устоять она не сумеет.

– Да она может с три короба наплести, – сказал О’Келли. – А без предупреждения о записи в суде это не примут.

– Значит, предупредим ее.

– И она, по-твоему, будет после этого говорить? Ты вроде сказала, что она не чокнутая.