В лесу было накурено... Эпизод IV

Пророков помнил себя с малых лет, в юности он прочитал «Исповедь» Льва Толстого, который написал, что помнит себя с двух лет. Великий писатель описывает эпизод, как его купали в домашнем корыте. Пророков тогда очень удивился: он помнил себя годовалым ребенком на даче, куда его вывезли в составе ясельной группы детского сада. Представить сегодня ребенка в год без мамы в чужом незнакомом месте невозможно, но тогда это было в порядке вещей: родители работали, а детей, у кого не было бабушек, отдавали в ясли с трех месяцев на целый день, иных на целую неделю, тут не захочешь — повзрослеешь от такого счастливого детства.

Так вот, лето, деревня, свежий воздух, молоко. Целый день дети паслись на веранде, а ночью в группу приходила ночная няня, деревенская девица, толстая и рыжая, всех строем сажала на горшки и требовала результата, кто не успевал — сидел до победного результата, маленького или большого, после этого давалась команда «отбой» и нянька начинала готовиться к свиданию с солдатом воинской части, стоящей в деревне.

Ровно в полночь приходил солдат и в спальне появлялся запах пота и начищенных ваксой сапог, он садился к няньке на кровать, потом слышались два удара падающих сапог, потом ритмичный хруст ломающейся раскладушки, не предназначенной для таких усилий, и стон двух животных. Пророков сначала пугался этих стонов, но потом привык и надолго запомнил это, а когда много лет спустя он понял истинный смысл их страданий, восхитился их животной страстью. Когда он созрел, стук падающих сапог давал ему сигнал и призывал к действию. Это воспоминание — первое свидетельство Пророкова в его будущей несокрушимой вере.

Работал он на заводе «50 лет Октября» старшим инженером, но после перестройки попал под локомотив перемен, и вот уже его личный поезд в огне, и вчера в топке сгорела последняя надежда, как партизан Сергей Лазо — жертва японских милитаристов.

С утра у него спиздили в супермаркете бумажник с документами, деньгами и фото одной женщины из Жулебина, которая скрашивала его досуг по четвергам за любовь его неистовую и небольшие деньги, которые он клал на сервант, когда она мылась в душе.