В лето 6733

Из вооружения все достаточно характерно, если не считать достаточно большого количества, в сравнении с мечами, боевых топоров. Были и алебарды, много копий, булавы. Луки ясеневые, арбалеты в основном ножного заряжания, меньше рычажного, всего порядка трех сотен.

Была захвачена и казна войска. В целом, большая казна, но, если разделить на все войско, получится по десять кун на ратного, гривна кун на десятника, гривна серебром на сотника, десять гривен на старшего сотника, сто гривен двум тысяцким, да и мне остается тогда только сто гривен. Я даже немного расстроился сперва, хотелось бы больше премиальных выплатить ратникам, но потом заметил гору серебра. Где были монеты, посуда, гривны. Это уже ратники проинспектировали карманы и шатры побежденных.

Прядок при работе трофейных команд был введен следующий: все найденное нужно было сдавать в общую казну, а после похода все делится в отведенной пропорции. Если кто замечен в присвоении чего-либо себе, то изгонялся из войска сразу же после похода с возмещением своему десятку неустойки. И этот подход еще многие считали жестоким. Я, было, рассказал, что в армии Чингисхана за присвоение ценностей вообще казнят какого, кто взял, так и не причастных, но близких вору людей. Не впечатлялись наши ратники рассказом, воспринимая его как некую небылицу, сказку. Так что инциденты случались с завидным постоянством. Придется всеже сделать показательное изгнание наиболее проворовавшихся.

Вот кони датские — отличное приобретение! Все офицеры гарцевали на мощных конях толи фризских, может похожих на них породах. Также, как и большая часть конницы была на мощных рыцарских лошадях. Вот жаль — многих побили мы картечью, но некоторые легкораненые лошадки даже кое-никакое лечение получили, может и получиться из двадцати шести раненых животных выходить пять-шесть и то хлеб. В целом же, двести тридцать восемь лошадок годные продолжить свою службу. Были и лошади, предназначенные для обоза. Или уже старые кони, но пусть это звучит садистски, но и ходячее мясо нужно в походе.

— Воевода, Корней Владимирович, — прервал доклад Тимофея, вошедший в королевский шатер Любомир. — Треба идти. Чухонцы на переговоры едут троя. Аще, боярин, я до сего часу не верю, что так ладно рать выдалась. Вот и думаю — то божья допомога, али ты з ближниками своими вельми мудры.

Я улыбнулся искренней улыбкой тысяцкому великого князя, которому был очень благодарен, что тот не влез в дела и не стал отговаривать, или убеждать в изменении тактики. Может быть, я сейчас получаю в своих делах союзника из ближнего круга Ярослава. Нечай, также может стать таким соратником, если все правильно рассмотрел в поместье, как и по своим сферам в походе. Насколько я знаю, он и помогал подсчитывать трофеи и даже давал усредненную оценку некоторым вещам. Но, опять же не вмешивался в принятие решений, только наблюдал.

— Ты все сказал? — обратился я к Тимофею и, дождавшись кивка головой помощника, уже сказал тысяцкому. — Ну пошли, Любомир Димитрович, поговорим з чухонцами.

Уже через десять минут мы с тысяцким, пригласив еще и Филиппа, подъезжали к трем всадникам, одетых вполне богато и никак не похожих по одежде на эстов.

— Мейслис, ты ли это? — выкрикнул я как только узнал вождя эстов, с которым только год назад отражал атаку на Юрьев.

— Боярин, Корней? — удивленно вторил мне эст. — Друг мой, я рад тебя сустречь, коли ведал бы, что ты тут ратисся, то по первой в вылазку пошел, а не ждал.

— Мейлис, я приглашаю тебя в мой шатер, там король аще в утро почивал. Мы сладим добрый наряд, на том и стою, кривды чинить не стану, — пригласил я, можно сказать, друга в королевский шатер.

— Филипп иди уперед, дай наказ, кабы снеди доброй на стол поставили, да хмельного, — не приказал, а больше попросил я своего тысяцкого помочь в гостеприимстве.

Мейлис с некоторым опасением посмотрел в сторону удаляющегося тысяцкого и немного насторожился, даже сбавил ход. Однако, один из его сопровождающих, которого я еще не видел, что-то шепнул на ухо вождю и тот заулыбался. Наверняка, вождю передали мои слова к Филиппу, и тот не для засады отправился в лагерь, а готовить застолье.

Пока мы неспешно, без напряжения для коней, двигались к королевскому шатру, а ныне штабу и месту будущих застольных переговоров, из закромов доставались колбасы, икра, рыба холодного копчения, которая производилась только в моем поместье и много чего еще — на представительные нужды деликатесы не экономили.

Когда в шатер зашли три эста, один из них — тот самый, который шептал Мейлису на ухо во время пути, пошатнулся. И я понял, что они не просто слегка проголодались — они в городе голодали!

— Мейслис, у Ревеле голодно? — спросил я.

— Да, боярин, коней порезали седмицу тому, токмо снеди не хватило и люди вельми слабые, — ответил вождь.

— Вам нельзя снедать вельми много, токмо каша з водой, — сказал я и позвал Тимофея. — Тимофей, два когга, что со снедью в Ревель треба вести.