Въ лѣто семь тысячъ сто четырнадцатое…

Захватить Азов, а уж тем более — Крымский полуостров — без того, чтобы не создать предварительно сильную тыловую базу, получится вряд ли. ближайшая к предстоящему театру военных действий Засечная линия располагается в полутысяче вёрст, крепость на месте, где в будущем расположен Ростов-на-Дону, Фёдору Шереметеву ещё предстоит выстроить. Дело это, к сожалению, не быстрое. Но вот попортить кровь туркам и крымским татарам способно даже это вот слабо дисциплинированное войско. Любят наши герои военную добычу? Вот и пусть грабят, да и донских казачков в подмогу себе прихватят. Про то, как те к турецким берегам за дуваном ходили, в будущем не только песни разные фольклорные ансамбли петь будут, но и книжки сочинять и кинофильмы снимать. Как верно подметил кто-то неглупый, «если беспорядок невозможно предотвратить, необходимо его возглавить». Вот и возглавим!..

Степан

Царь наш Дмитрий Иванович, прямо какой-то электровеник на конной тяге. Прежние-то самодержцы, по рассказам, всё больше в палатах кремлёвских или в Александровской слободе сидели, вместе с боярской Думой думу думали, за Русь и народ православный молились да изредка в походы ездили: то Казань брать, то каких-нибудь новгородцев карать… А дела бытовые да практические выполнялись людьми попроще, дескать, не царское это дело хлеб растить, мосты мостить да дороги строить. Как будут говорить в Советском Союзе, «кто на что учился». А этим летом самодержца в Москве и не встретишь, хотя после венчания на царство он частенько из Кремля выбирался, по улицам с малой охраной ездил, на торгу да Пушечном дворе бывал, с простолюдинами, словно с боярами, случалось, разговаривал, зимой за городом приказал снежные городки в размер натуральной крепости выстроить и сам во главе отряда их «штурмовал»[150]. Народные массы сильно удивлялись нестандартному поведению монарха, но, в общем, такое отношение к «чёрному люду» простецам льстило. Дмитрия народ любил и, когда в мае бояре со своими людьми, выпустив из заключения пойманных татей, то есть убийц и грабителей, попытались устроить переворот и под шумок убить Лже— (а может, и не «лже-»?) Дмитрия, их сторону приняло относительно немного москвичей, в основном же грабежом и нападениями на иностранцев и обывателей развлекались всяческие деклассированные элементы, вроде скомороха и разбойника Глеба, дядьки по матери нынешнего моего тела. Я как раз утром того дня оказался в разуме подростка Стёпки Пушкарёва, так что успел и понаблюдать, да и в какой-то мере поучаствовать и в мятеже, и в его подавлении. Так вот: основным «девизом» наших «стихийных бунтарей» был: «Проклятые ляхи Государя убить желают! Спасём царя Димитрия Иоанновича!». Ну и постарались от души, нападая не только на поляков и литвинов, которых после царской свадьбы в Москве оставалось ещё немало и прочих иноземцев, но и на тех, кто предоставлял им кров и пищу. Было дело, что уж теперь.

Я точно знаю, что в той истории, где Лжедмитрия в тот день всё-таки схватили раненым и убили, на московский престол сел организатор госпереворота Василий Шуйский, потом началась крестьянская война[151] под руководством Ивана Болотникова. Но сейчас ситуация совершенно иная: сын Ивана Грозного (по мнению широких народных масс) жив и здоров, мятежники в основном схвачены и частично высланы в дальние дали, благо, Сибирь большая, частично отправлены трудом искупать преступления. Как ни странно, но казней не было не то, что массовых, но даже Василия Шуйского с братьями не обезглавили прилюдно: в монахи, говорят, постригли и отправили куда-то. В первом я позицию царя поддерживаю: убивать несколько сотен здоровых мужиков, когда рабочих рук в государстве катастрофически не хватает — не слишком умно. А вот оставлять в живых главных организаторов госпереворота, на мой взгляд, глупость несусветная. Но я-то — не царь, а простой помощник царского конюха — одного из многих — и, соответственно, от меня такие решения не зависят. А тот, от кого зависят, похоже, решил, согласно Писанию, продолжать подставлять щёку после ударов.