В летописях не значится

Я порылась в шкафу и достала платье, которое надевала на свадьбу сестры год назад. Я была подневестницей, и мне предстояло облачиться в бледно — желтые тона, как и ещё четверым подругам Оксаны. Моё платье было длинным, с кружевным верхом, на тонких лямках и с неглубоким вырезом, слегка приоткрывавшем грудь. Юбка из легкого летящего материала, который приятно холодил ноги в тот жаркий июньский день, не стесняла движений при танце. К наряду прилагались туфли на высоком каблуке, но вспоминая сегодняшний подъем на каменистую вершину острова и опасения, что бегать всё же придется, я остановилась на простых белых балетках, которых всё равно не будет видно под платьем. Главное, чтобы я снова не попала в воду, вот это будет действительно неудачно, в не последнюю очередь из‑за испорченного платья.

Я стала перед зеркалом и окинула себя взглядом. Платье было красивым, но, если там меня встретит эпоха ренессанса или чего‑то подобного, оно, естественно, окажется излишне простым. Но ничего лучше и, что не менее важно, длиннее у меня просто нет. Русые волосы под светом электрической лампы отливали золотом, но я не стала их собирать в прическу, оставив свободно спускаться ниже лопаток. Зеленые глаза с расширившимися зрачками возбужденно поблескивали в отражении, и рука тянулась их подкрасить, привести себя в вид, более подобающий такому выходному платью. Но образ моря и ледяной воды стоял перед глазами, и я не была уверена, что наведение красоты не окажется напрасным. Я знаю, что я симпатичная, а ямочки на щеках делали меня милой и придавали более юный вид, который вкупе с моим невысоким ростом превращал в кого‑то более легкого и воздушного. Внешность была обманчива, скрывая под собой серьёзную девушку двадцати двух лет с непростым характером и не проходящей болью в сердце.

Я посмотрела на своё отражение, потом на экран мобильного телефона, запоминая время. В этот раз решено было не ложиться на кровать, чтобы не оказаться случайно у кого‑то под ногами или копытами. Я замерла, закрывая глаза. Теперь то ощущение приходило легче, стоило лишь сосредоточиться, вспомнить его, как оно мгновенно поглотило меня, растворяя без остатка.

Шум оглушил меня. Чей‑то грубый и резкий голос зло матерился, другой кричал, срывая свой мощный командный тон на нечеловеческий рык: «Не оступа — а-ать!». Лязг оружия, пыхтение, отвратительный смрад, вбирающий в себя вонь немытых тел, пота, навоза и терпкий запах крови. Меня грубо толкнули, вынуждая распахнуть глаза.

Маленькое ущелье посреди высоких и острых шпилей гор было практически полностью забито народом. Живая баррикада из тел, закованных в грязные металлические доспехи, ходила волной, еле сдерживая превосходящий удар противника. Именно оттуда слышался лязг и крики, я же оказалась немного позади, среди хаотичного скопления раненых, больше напоминающих груды покореженного металла.

Приглядевшись, я поняла, что окружена совсем не людьми, как мне показалось вначале. Издали было не разобрать, кто же внутри доспехов, но немало раненых мужчин с опущенными забралами лежало прямо на каменистой пустоши, ожидая, когда же им окажут помощь, чтобы вновь рвануть в бой. Их лица были в брызгах крови, но общие черты всё же определялись: крючковатый и крупный нос, маленькие шустрые глазки, рот с то ли просто крупными зубами, то ли вообще с клыками. Но главным отличием от людей был их рост — все пробегающие мимо, в направлении ущелья, существа доходили мне до плеч или, в редких случаях, до мочек ушей.

Я растерянно озиралась по сторонам и даже начала думать, что невидима, так как никто не обращал на меня хоть сколько‑нибудь пристального внимания. Пару раз меня снова задели плечом, на этом доказательства моей материальности закончились.

Из ступора меня вывел тот же командный полурык — полукрик:

— Эй, ты что тут забыла?

Я обернулась, практически безошибочно определяя обладателя громкого голоса. Его шлем был снят, и я смогла детально рассмотреть грубое лицо, покрытое то ли оспинами, то ли мелкими шрамами, мясистый нос, черные пронзительные глаза под кустистыми бровями и гриву сальных, давно немытых волос, собранную в растрепанную косу. Он сидел прямо на земле, облокотившись спиной о деревянное колесо сломанной повозки, в то время как его руку накрепко перевязывала такая же грязная и неухоженная лекарка какой‑то серой тряпкой.

— Я… — я запнулась, ругаясь на себя, что не додумалась придумать хоть какое‑то оправдание своему внезапному появлению на поле боя. — Я… случайно… тут появилась. Я не хотела, не знала, что тут такое…

— Колдунья что ль? — он недобро прищурился, а у меня перед внутренним взором пронеслись образы инквизиции и пылающих костров.

— Нет — нет, что вы, — затараторила я, так и не придумав объяснение, но решив переменить тему. — Я — Александра.

— Добро пожаловать, Лесандра, — процедил он, коверкая моё имя и не выглядя при этом радушным хозяином. — Моё имя Гронд, я тут главный. Не знаю, откуда ты появилась, но убирайся поскорее. Скоро будет жарко, как только они прорвутся.