В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 1

Обычно мнение большинства людей о прошлом и прошедшем как правило разделяется. Одни говорят, что ушедшее не вернуть, что оно подобно якорю тянет человека назад, мешая думать о будущем и двигаться дальше вперед. Другие утверждают, что без прошлого у человека не будет будущего. Третьи, что мы все родом из детства и никогда бы не стали теми, кто мы есть, не заложи в нас определенная среда обитания с авторитарным социумом всех наших так называемых зачатков цивилизованных неандертальцев. Все комплексы, заскоки с внушительным набором психологических блокираторов плюс прописанная программа условных рефлексов вкладывается в человека именно с детства.

Возможно скоро ты сама будешь задаваться вопросами или даже когда-нибудь рискнешь спросить меня об этом лично, в надежде докопаться до сути с самыми банальными ответами, но едва ли ты выберешь для этого верное направление.

Откуда берет начало-исток моей одержимости? Почему он продержался столько лет, откуда я черпал столько сил все эти годы, почему не забыл, не свел все на нет?.. Как ему удалось достичь таких пугающих масштабов, превратиться в чистое безумие? И безумие ли это вообще, и если да, то как я сумел совладать с ним, подчинив своей воле, превратив в собственных руках в орудие священного возмездия?

Действительно, у каждого есть свое прошлое и не каждый может им гордиться. Только вот в моем не было каких-то особых головокружительных поворотов, шокирующих подростковых потрясений схожих, например, с тем же сексуальным расстройством Гумберта Гумберта. Я не влюблялся в девочек с большими серо-зелеными глазами, с наивным взглядом доверчивого котенка, пухлыми малиновыми губками и угловатым щупленьким тельцем с острыми коленками и локотками. Боюсь тебя разочаровать, но в детские и подростковые годы я вообще никак не увлекался и не зацикливался подобными вещами, и все девочки для меня были такими же непримечательными объектами для наблюдений, как и остальная половина детей. Да я и подумать не мог, что их можно использовать для срывов своей неконтролируемой импульсивности. Отрывался я только на пацанах и зачастую на более старших, чем я, поскольку ребенком я рос довольно крупным и упитанным. Сверстники сторонились меня и никогда не лезли на рожон первыми, даже целыми группами.

Семейный психиатр обозначил мое поведение не иначе, как синдромом дефицита внимания и гиперреактивности, что отнюдь не считалось распространенным явлением в семьях, подобной нашей. Не знаю, что именно меня удерживало от срывов все последующие годы вплоть до поступления в колледж – регулярные сеансы у этого доки по детским комплексам и скрытым страхам, или ряд психостимуляторов вроде метилфенидата с амфетамином, которыми меня пичкали по нескольку раз на дню вместе с успокоительными для подавления возможных вспышек агрессии. Думаю, отцу пришлось пойти на этот шаг из-за вынужденного признания собственного бессилия в вопросах воспитания родного чада, или ему было так проще – свалить все на природу и генетическую предрасположенность моего формирующегося организма. А может до него в какой-то момент дошло, что мне было откровенно насрать на все его устрашающие меры физического запугивания с болевыми наказаниями, что я буквально сам провоцировал его схватиться за ремень или что потяжелее, дабы он наконец-то смог выбить из меня всю мою "дурь", а заодно проявить хоть какое-то подобие отцовского интереса. Не исключено, что как раз таблетки и положили нашим тесным семейным контактам тот самый долгожданный конец для обоих, и возможно именно они тормозили все мое естественное половое "развитие", притупляя по ходу и сам интерес к слабому полу.

Странно это или нет, но до самого поступления в колледж я так ни кем всерьез и не увлекся, и едва ли испытал хоть что-то близкое к легкой юношеской влюбленности. На тот период я так и не познакомился с худенькой блондинкой, не попытался где-нибудь ее зажать, а после навечно потерять, потому что она погибла в автокатастрофе или скончалась от неизлечимой наследственной болезни. В моей подростковой впечатлительной памяти не отложилось картинок с ее огромными доверчивыми глазенками, распахнутыми на всю ширь от возможного предвкушения, когда же ей вот-вот совсем скоро вставит высокий белокожий паренек весом с целый центнер (и, увы, далеко не обладателя внушительного объема мышечной массы).

Мой первый сексуальный опыт тоже не отличался каким-то особым эмоциональным всплеском, разве что прошелся по секторам цепкой памяти отвратным наждачным трением, оставляя неприятный осадок сухой ржавчины с тем самым психологическим условным рефлексом к определенному объекту на всю оставшуюся жизнь.