В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 2

Да, Эллис, он все это видит и чувствует, и может в любую секунду протянуть руку, скользнуть пальцами в стык твоих дрожащих ножек и без особого давления добраться до самой горячей зоны твоего тела. Но ему сейчас этого и не надо, даже если ты продолжаешь ожидать от него именно этих действий. Он не просто это считывает по температуре твоей пылающей кожи, сбившемуся дыханию, зашкаливающей аритмии и неподавляемой дрожи, он затягивает все это в себя со всеми твоими мыслями, чувствами, запахами и… откровенными желаниями. Каждый беззвучный всхлип, отрывистый выдох, пульсацию расширившегося зрачка… горячую густую каплю греховного вожделения, стекающую по нежным лепесткам твоей воспаленной вульвы.

– Ты слишком напряжена, Эллис… – обе ладони захватывают поверхность твоей головы шокирующим и… давно забытым движением, погружая длинные пальцы в мокрые пряди и без рывков, мягким массирующим скольжением зачесывают почти все волосы за шею, подхватывая большую их часть с плеч и трапеции. Не успеваешь опомниться и сообразить, что же произошло и что он сказал. Глаза раскрываются вместе с округлившимся ротиком в несдержанном порыве выбивающего изумления. С сетчатки едва успевает сойти обжигающая пелена подскочившего давления, когда сознание принимает его новое движение с ещё более невероятной манипуляцией правой руки. Он берёт со столика твою расческу.

– Поверь, это не так страшно, как может показаться… И разве мы уже не проходили через это когда-то? – разве ты не сдерживала точно таких же импульсных порывов своего перевозбужденного состояния десять лет назад, стоя на кухне его квартиры в Эшвилле? Разве прикосновение его пальцев к твоим волосам и коже, к лицу и шее не выбивали ответную эротическую дрожь с желанием сжать со всей дури бедра, задавить между ними дикую пульсацию взбесившейся истомы твоей спускающей киски? А сейчас? Когда твоя расческа в его руке без особого труда разбивает мокрые узелки на спутанных прядях, пропуская через массажные зубья натянутые нити волос едва ощутимым скольжением и более осязаемым давлением кончиков пальцев его левой руки… Разве тебя не тянет закрыть глаза, пропустить этот сладкий ток распускающихся по коже и под кожей вибрирующих искр томного вожделения. Заставить себя впервые расслабиться или вспомнить более шокирующие факты…

Скажи, Эллис, кто ещё из твоих бывших и когда-либо делал с тобой такое? И каково думать об этом сейчас, принимая, утопая, захлебываясь в этих совершенно новых, поглощающих приливах исключительных ощущений, что ничего подобного прежде ты не испытывала ни с кем другим и никогда-либо вообще? Спроси себя, моя девочка, и не раз… Как ты могла добровольно отказаться от всего этого? И, главное, ради чего или кого?

– Ты всё ещё напрягаешься, Эллис. Или ты пытаешься мне этим показать, как тебе неприятно? – этот вопрос стоило задать, только для того, чтобы успеть уловить в зеркале твоё ответное изменение на личике. Твой приоткрывшийся от испуга ротик, нежные розовые пятна, залившие стыдливым румянцем алебастровые щечки, вспорхнувший взгляд по поверхности толстого стекла, по затягивающему отражению его цепких глаз. Поспешный и необдуманный жест напряженной кисти руки, метнувшейся буквально сразу же к столику за феном, как за спасительной соломинкой.

– Я… я могу все сделать и сама! Вам не стоит тратить своё время на… на такие вещи…

– Это мне решать, на что и как тратить своё личное время!

Мягкий обхват пальцев левой ладони под волосами с последующим ласковым нажимом над шейными позвонками фиксирующими живыми тисками. Наклоняется над твоей застывшей головкой, неспешно приближая свои темные губы к твоему алому ушку и одновременно протягивая правую руку к твоим сжатым на пластиковой ручке фена дрожащим пальчикам.

– И только мне выбирать те вещи, которые я хочу и буду делать! – ты всё-таки вздрагиваешь, не выдержав тройной атаки его нещадной блокады, оцепившей, сковавшей, затянувшей тебя со всех сторон (и даже изнутри!) невидимыми звеньями самой неразрывной в мире цепи – его подминающей воли! Блаженным теплом и давлением его сильных пальцев, бархатной вибрацией его глубокого голоса, тончайшими, невидимыми, но самыми прочными нитями его подавляющей сущности – оплетающей, поглощающей, засасывающей… И последней, самой смертельной и все разрушающей – отражением его глаз, его совершенной маски бессмертного божества рядом с твоим обомлевшим личиком… живой, фактурной и гиперосязаемой тьмы, сотканной из самых густых, плотных теней, скользящих по лепным чертам его безупречного и сверхреального лица.

Да, Эллис, это не сон, и на вряд ли ты мечтаешь сейчас проснуться!