В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 3

Мне бы просто закрыть глаза, не думая ни о чём, потому что ноющая боль в пульсирующих швах на животе и в животе, в тянущем напряжении и ломке в шее, плечах и в пояснице хоть как-то, но отвлекали меня от многих мыслей. Правда в какие-то мгновения я попросту терялась в этих ощущениях, едва различая, где физическая сторона боли, а где эмоциональная, словно они сливались в одно целое, как в оголенный провод или в одну сплошную рану – в обугленный ожог третьей степени, которым стал даже мой рассудок, всё моё тело и моя разбитая на осколки сущность. И тогда я действительно ничего не хотела… коме тебя. Будто только ты был сильнее этого и мог перекрыть эту реальность собой, снять эти гребаные ощущения только своей близостью, заменить их более желанной и щадящей болью – твоей особой эксклюзивной болью.

Так не честно и неправильно! Вначале подсадить меня на неё и на тебя, а потом резко всё отобрать?

У меня даже не было сил на слёзы, хотя мне и казалось, что если все наконец-то оставят меня в покое, они польются из меня сами собой и без какого-либо напряжения. Но ничего из этого так и не произошло. Буквально через несколько секунд после ухода Робин Поланик вернулась Лалит Неру со столовым подносом объявив о перерыве на ланч. Мои заверения, что у меня нет никакого аппетита, прошелестели мимо её ушей беззвучным и невесомым ветерком. Она не просто заставила съесть меня несколько ложек куриного бульона и выпить треть стакана грушевого сока, она собственноручно кормила меня с ложечки, пообещав больше не делать этого в ближайшем будущем, если я буду очень большой умничкой и хоть что-то сейчас съем. Но на третьей ложке я все же забастовала. В меня просто ничего уже не лезло и даже сок.

– Я доем потом, честно! Когда захочу.

Правда потом в мою палату вошли два незнакомых мне человека и стали поочередно заносить корзины и букеты с цветами – коралловыми герберами и пышными белоснежными хризантемами! Несколько секунд я смотрела за этой сценкой с приоткрытым от искреннего изумления ртом, пока что-то не вынудило меня наконец-то очнуться и не спросить напрямую, что всё это значит. В итоге мне сунули под нос красивый конвертик с вложенным в него красивым посланием от четы Рейнольдзов с изысканными и пылкими пожеланиями о моём скорейшем выздоровлении. Меньше чем за пару минут почти половина моей палаты утонула в ярких бутонах живых и почти ничем не пахнущих цветах, за которыми затерялось даже Дерево Счастья от Робин (но только не вызывающие воздушные шарики от Сэм).

Может в какое-то другое время, при иных обстоятельствах и тем более не в этом городе и не от этих людей я бы и восхитилась столь шикарным подаркам вопреки всем своим скептическим принципам, но не сейчас. Сейчас мне приходилось наблюдать за самой нелепой ситуацией в моей жизни – меня задаривали цветами и прочими бесполезными вещами, в то время, когда я совершенно не знала, где ты, придешь ли ко мне когда-нибудь (но желательно очень скоро!) и проявишь ли хоть какой-то знак своего внимания ко мне. Неважно как, пусть даже одним из подобных и нелепых "подношений" к изножью моей больничной койки, но только не тянуть мне жилы с нервами своим гробовым молчанием и полным отсутствием где-либо вообще.

Господи, я же уже столько раз спрашивала о тебе у Лалит. Сколько можно меня наказывать, тем более здесь и после случившегося? Пожалуйста! Неужели мне надо закатить очередную истерику, чтобы ты наконец-то услышал меня? Или это тоже не поможет?

– А когда мне можно будет позвонить по моему мобильному? Мне его отдадут? Он здесь, в шкафу гардеробной? – и был ли он у меня вчера в моей сумочке с другими вещами, которые ты сам же туда и положил?

– Честно говоря, я этого не знаю. Не я вас раздевала и не я следила за тем, что сделали со всеми вашими вещами. Но я могу посмотреть.

У меня на какое-то время впервые отлегло от сердца. Мне не стали возражать и настаивать в обратном. И именно в эти минуты я уже пребывала в стопроцентной уверенности, что ты сегодня не придешь (по крайней мере, не по собственной инициативе). Я даже слегка расслабилась благодаря данному осознанию, или, скорее, впала в ослабляющую апатию не самого приятного пофигизма.

Если ничего не получится с телефоном, чтож, всегда можно попросить дозу сильного снотворного или транквилизатора. Уж в этом-то мне точно не должны отказать!

Правда, Лалит так и не успела дойти до дверей стенного шкафа, только обошла мою кровать. Последовавший за этим звук открывающейся входной двери в палату практически не вызвал у меня никакого интереса, разве что притянул к себе безучастное внимание.

Сердце остановилось и заработало в тройном режиме превышенной скорости буквально через один прервавшийся вздох.

– Вы бы не могли нас оставить наедине, мисс Неру?

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ