В любви, как на войне

В самолете мы почти не разговаривали. Так, обрывки фраз, междометия, не более…

Все кончилось, не успев начаться.

В Москве югославская история быстро забылась. Та дурацкая ночь, когда я по ошибке переспала не с тем мужчиной, казалась теперь лишь комическим эпизодом. О Юре я думала с досадой, о Мишке и вовсе не вспоминала.

Но тут из Белграда вернулся бодрый Фантомас и предложил устроить встречу всех военных корреспондентов, работавших в Югославии. Народ с неожиданным энтузиазмом поддержал эту идею. В назначенный вечер я подъехала к Дому журналистов и сразу увидала всю тусовку в маленьком дворике. Юры, разумеется, не было, зато Мишка был тут как тут, и я почему-то развеселилась.

Увидев меня, все ребята выстроились в ряд, словно солдаты на параде перед генералом. Я расцеловала всех по очереди и скажу честно, это был один из самых приятных и трогательных моментов в моей жизни. Единственная женщина среди десятка мужчин, которые все как на подбор. В ресторане Дома журналистов нашу странную компанию рассматривали с большим удивлением. Мужчины пили водку, закусывали грибами и огурчиками, говорили тосты, хлопали друг друга по плечу, отпускали типичные журналистские шуточки. Мне с ними было просто и легко.

После закрытия ресторана мы вышли на улицу. Какая ночь встретила нас там!

Серебристая, темная, молодая. Из большой компании нас осталось только трое – Фантомас, Мишка и я. Мы долго шатались по майской Москве, а потом зашли в прелестный бар на Маяковке, который работает ночи напролет. Мы опьянели от водки, сладкого, почти летнего воздуха и разговоров. Мишка держал меня за руку, и этот первый жест доверия, простое переплетение пальцев было острым сексуальным ощущением, близким к оргазму. Как будто не было того случайного, грубого соития на холодной постели. Я сидела с совершенно растрепанной душой и, как школьница, наслаждалась тем, что мою руку сжимает теплая мужская рука.

Фантомас вскоре ушел, и мы остались вдвоем и говорили, говорили, говорили, обмениваясь каждый своим одиночеством. Это была хорошая ночь, почти без вранья, и я ему верила. Мы вышли из бара глубоко за полночь, взяли такси и там, в темноте, на заднем сиденье, жарко целовались, и я его хотела. "Поехали ко мне домой", – шептал он мне на ухо. Но тут на меня нашел нелепый страх, что кошмар той первой ночи снова повторится, и я наотрез отказалась, о чем жалею до сих пор.

Мы расстались и не звонили друг другу больше месяца, как вдруг узнаю, что Мишка попал в тяжелейшую аварию и теперь лежит в больнице с переломом позвоночника.

Это никак не укладывалось в голове. Мишка, с его страстью к жизни, – и вдруг верный кандидат в покойники или, что еще хуже, в инвалиды?! Только не это! Меня всегда привлекала полнокровность всего его существа, он давал мне радость общения с сильной личностью. Он просто не может вот так умереть или стать калекой. Это несправедливо.

Я приехала к Мишке в больницу и не упустила случая влюбиться в него. У сердца есть загадки, не доступные разуму. Я из тех людей, что способны расчувствоваться до вздора. И потом эта вечная женская страсть к раненому, любовь, примешивающаяся к жалости, любовь к гипсовым повязкам и бинтам.

Наконец-то я встретила мужчину, за которым признала право на превосходство. Он только что отказался от наркотиков и теперь столкнулся с болью один на один. Как он боролся, не позволяя боли унизить себя! Как смеялся! Как он зло говорил: "Ну, нет, со мной это не случится. Я буду таким, как раньше. Врачи говорят: "Полгода на реабилитацию". Ерунда! Через полтора-два месяца я буду на ногах".

В палате оказалась целая куча водочных бутылок, которые приносили друзья и сами же распивали. Я нашла даже бутылку шампанского.

– Открывай и пей, – сказал мне Мишка. – Шампанское мне прислал мужик из соседней палаты.

– С чего это вдруг?

– А вот послушай. Соседа положили вчера. Профессор, доктор наук, уважаемый человек. Что с ним, не знаю, но стонал он ужасно. Лето, окна открыты, все слышно. А тут турки, которые ремонтируют больницу, устроили в одиннадцать вечера сабантуй, – пляски, песни, магнитофон орет, вопли на полную катушку. Я высунулся в окно и крикнул им: "Заткнитесь! Тут человеку плохо". А они в ответ: "Да посел ты!" Ах, так! Я взял пустые бутылки и стал Швырять их в окно. Сразу все затихли.

Потом слышу голос соседа из окна: "Спасибо, друг!" А утром медсестра принесла от него шампанское с запиской.

Я расхохоталась, представив себе эту сцену. Люблю таких людей, как Мишка! В них жизнь бьет ключом.

Я уехала от Мишки, по уши влюбленная, и еле выдержала неделю для приличия, чтобы снова его навестить. В этот вечер мне повезло. В палате, кроме нас, никого не было, – ни гостей, ни соседей. Я осторожно целовала его, ухитрившись любить и не ушибить. Ведь на нем живого места не было. Я недолго думала над тем, какое доказательство любви можно дать ему, принимая во внимание обстоятельства и место действия. Что можно сделать для мужчины, у которого сломан позвоночник? Правильно! И я так решила.