В любви – то радостно, то больно

Антон беседовал с Марией, не выходя из неё. Разговор продолжался, а сила страсти не ослабевала. Маша, впрочем, Антон тоже, не вполне осознавали, что делают. Им было хорошо и только.

Воздух комнаты был насквозь пропитан концентрированным запахом похоти. Остановить бурлящие гормоны было немыслимо. Страсть воспламенила нечаянных любовников и поглотила под пучиной чувственного дурмана.

Тихонечко прокравшаяся в это мгновение в квартиру Надежда уловила запах страсти ещё в коридоре. Привыкнув к темноте, она по-кошачьи бесшумно проникла в спальню.

Увидев Антона, под которым чувственно изгибалась и стонала Машка, она едва сдержалась, чтобы не закричать. Ей стало невыносимо дурно от подсмотренной сцены, обидно до тошноты. Выглядела картина разврата чудовищно, гадко.

Одно дело изменять самой, совсем иное – собственными глазами увидеть, как лучшая подруга ублажает мужа. Или он её – не разберёшь.

Как ни старалась Надежда быть незаметной, ей это не удалось. Антон почувствовал её приближение по движению воздуха, знакомым вибрациям и еле уловимым звукам в тот момент, когда жена осторожно открывала дверь. Он намеренно не стал прерывать интимную игру, превратив любовный поединок в неразрешимую семейную драму, чтобы упростить неизбежное расставание.

– Какая же ты дрянь, Машка! Воспользовалась ситуацией, разбила семью. От кого от кого, от тебя такой подлости не ожидала, – прошипела Надежда, когда Антон включил ночник, – видеть тебя больше не желаю, гадюка! Вон отсюда!

Мария, натянув до подбородка одеяло, сидела в кровати и тряслась как осиновый лист. Она не могла осмыслить в такой ситуации свою роль: кто она, почему оказалась меж двух огней? Как же дорого обходится глупость, неумение сказать твёрдое “нет”.

Антон вёл себя решительнее. Ведь это не он изменил, его обманули, причём настолько цинично, что сложно представить.

– О разводе поговорим завтра. А теперь иди, погуляй, мы ещё не закончили.

Самым обидным было то, что баскетболист в постели не произвёл на Надежду ровным счётом никакого впечатления. Гора мышц оказалась безвольной, мягкой.

Про врачебный инцидент

На улице было промозгло, ветрено, очень скользко, после ледяного дождя, а у Пал Палыча, участкового терапевта, как назло накопились двенадцать вызовов на дом.

Восемь пациентов он уже посетил, теперь шёл как на настоящую Голгофу к хронической больной – Марии Ивановне Прониной, удивительно пряничной старушки с манерами высокородной аристократки в сотом поколении, которая два раза в неделю обязательно оформляла срочный вызов на дом.

Павел знал, что болезни лишь повод – бабуле катастрофически не хватает общения.

В первый раз, когда пришёл её спасать, Мария Ивановна встретила доктора настороженно, выглядела так, словно не умирать собралась, а как минимум на спектакль в театр на премьеру и сразу повела в гостиную, где исходил паром цветастый, под хохлому, самовар.

Стол, накрытый вышитой скатертью, был заставлен сухарями да сушками, домашнего приготовления сладостями, свежеиспечёнными плюшками.

Старушка была жизнерадостна, бодра, словоохотлива и весьма активна: сходу пригласила за стол и потчевала, потчевала, потчевала. С шутками да прибаутками. Задавала тысячу вопросов, нисколько не относящихся к профессии озадаченного таким приёмом посетителя. Отказаться участвовать в священнодействии, было невозможно. Визит затянулся часа на полтора.

Теперь Пал Палыч заранее обдумывает, как избежать сладкоголосого плена, хотя раздражения и неприязни не испытывает: просто работы много, даже на себя времени не хватает.

Осмотрев бабушку для порядка, Павел выписал рецепт, детально проконсультировал на все случаи жизни, отпустил для соблюдения сложившегося протокола посещения с десяток заготовленных загодя комплиментов.

– Извините, Мария Ивановна, стемнело уже, а у меня ещё три вызова, один в вашем подъезде. Я ведь с утра на службе: шесть часов принимал больных на участке, два часа потратил на бюрократические отписки. Теперь на обходе задержался, а у меня маковой росинки во рту не было.

О сказанном Пал Палыч тут же пожалел, но было поздно. Пришлось пить чай с сочниками и рогаликами, выслушивать с восторгом рассказанные истории из жизни молодой горожанки, жившей в доисторическую эпоху в совсем другой, непохожей на нынешнюю стране.

После второй чашки Павел запросил пощады.

– А кто у нас заболел, не Фёкла Степановна? Хворала она очень, это точно.

– Нет-нет, не она. С этой дамой я уже познакомился на той неделе. Нет, – Павел достал журнал вызовов, – Акимова. Люся Леонидовна. Ошиблись наверно, скорее всего Людмила.

– Всё правильно, Люсия она. Мама у неё из Словении, то ли сербка, то ли хорватка. Красивая девочка, премиленькая. Просто куколка. А какая умница! Что же с ней случилось, милок? Молодая ещё болеть-то!

– Простуда у неё. ОРЗ или грипп. Разберёмся.

– Ты ей от меня вареньице передай. От простуды первое средство – малина. И смотри там – не озорничай. Она девочка порядочная, одна теперь живёт. Надо будет завтра обязательно проведать.