В логове льва

— Включить батарею, — пропыхтел рядовой.

— Включена! — откликнулся сержант, толкнув рычажок ножевого выключателя на приборной доске. Ему пришлось возвысить голос, чтобы перекричать тарахтение и лязг множества оживших двигателей Карно. Гублер могучим рывком провернул рукоятку, но вместо того чтобы завестись, двигатель вдруг дал обратную вспышку. Рукоятка дернулась назад, перебив стрелку предплечье, и он вскрикнул от боли.

В тот же миг носовой люк распахнулся, и яркие лучи солнца залили рядового, усевшегося на палубу и бережно поддерживающего больную руку. Ругаясь на чем свет стоит, сержант Корбетт спрыгнул с сиденья и склонился над раненым; согнутое под противоестественным углом предплечье говорило о случившемся яснее слов.

Танковая палуба смахивала на преисподнюю — грохот выхлопов, струи едкого дыма. Как только аппарель опустилась, солдаты ринулись вперед, отпихнув сержанта и его раненого стрелка в сторону, а заодно и отодвинув их застывшую машину. Мгновение спустя второй транспортер «гатлинга» с урчанием прополз мимо них на аппарель, возглавив железный поток атакующих.

Шипастые колеса набирающей ход машины впивались в доски аппарели, выдирая из нее щепки.

Кашляя от ядовитых выхлопов, Корбетт рывком распахнул китель Гублера, срывая пуговицы, и сунул в него сломанную руку подчиненного для поддержки; солдата стошнило от боли. За их спинами танки устремлялись в атаку, а Корбетт тем временем распахнул люк на верхнюю палубу и чуть ли не волоком вытащил раненого солдата на свет дневной. Устроив его у переборки, он тотчас же развернулся и рявкнул:

— Мне нужен стрелок!

Его слова потонули в грохоте орудия, выстрелившего совсем рядом. Сержант ринулся к орудию, увернувшись от пустой гильзы, покатившейся в его сторону. И снова крикнул то же самое, когда затвор пушки со щелчком встал на место и орудие громыхнуло снова. Один из двух подносящих крикнул в ответ:

— Я стрелял из этих «гатлингов» в учебке!

Схватившись за вытяжной шнур, командир расчета гаркнул:

— Одного человека я могу отпустить!

Сержант Корбетт бегом ринулся обратно. Артиллерист не отставал от него ни на шаг.

— Забирайся! — приказал Корбетт, проверил положение выключателя и одним могучим рывком провернул вал двигателя. Тот завелся с полоборота, взревев и загрохотав в тот самый миг, когда сержант запрыгнул на свое сиденье. Оглянулся через плечо на вереницу танков, тарахтевших мимо. Верхний ярус уже очистился, и прежде чем машины из недр трюма успели выкатить на эту палубу, Корбетт наддал газу, включил передачу мощности на колеса и рывком стронулся с места.

И выкатил на свет дневной, вниз по аппарели, навстречу бою.

Тарахтение его двигателя слилось с хором остальных, эхом отдаваясь в гулких недрах корабля.

На берег хлынул неубывающий поток танков — транспортеров пулеметов Гатлинга. Машины все прибывали и прибывали. А на носу и корме судна спустили сходни, по которым на английскую землю потекла целая река солдат в синих мундирах.

— Огонь! — надсаживая горло, прокричал Корбетт, как только колеса машины, скатившейся с аппарели, загромыхали по брусчатке. Новоиспеченный стрелок-наводчик склонился к прицелу и взвел рычаг пулемета. Пули веером полились на ряды солдат в красном, когда он повел пулемет из стороны в сторону.

Огонь пулеметов Гатлинга косил обороняющихся, как траву. Некоторые отстреливались, но их пули лишь безвредно отлетали от броневых щитов танков.

А на мостике «Атласа», возвышаясь над битвой, генерал Шерман смотрел на продвижение войск. Вражеские линии сломались, обороняющиеся либо погибли, либо бежали перед войсками в синих мундирах, уже опередившими тихоходные транспортеры пулеметов.

— Кавалерия! — крикнул кто-то, и Шерман, подняв глаза, увидел всадников, хлынувших из улиц, ведущих к Уайтхоллу и плац-параду конной гвардии. Бригадный генерал Соммервилл постарался на совесть, поднимая войска на оборону.

Американские солдаты развернулись, чтобы встретить новую угрозу с фланга, но транспортеры «гатлингов» рванулись вперед, мимо них. И устремились навстречу кавалерии, ревя моторами, изрыгающими облака едкого дыма. А всадники, подняв шашки, сверкая на солнце шлемами и кирасами, погнали коней в галоп.

И полегли — точь-в-точь, как Легкая бригада, ринувшаяся на позиции русских в Крыму. Но здесь они наткнулись на огонь пулеметов, куда более губительный при стрельбе в упор, чем огонь любой пушки. Под вопли и истошное ржание люди и кони на полном скаку валились поперек дороги, покрасневшей от крови.

Не уцелел ни один.

Генерал Шерман сошел с мостика, чтобы присоединиться к офицерам своего штаба, ждавшим его на берегу.

* * *

Атаку возглавил крейсер Ее Величества «Ехидный», гордость британского флота. Взяв на бот лоцмана у Дангнесса, он величаво пошел на скорости в пять узлов по главному фарватеру Темзы.

Остальные броненосцы, вереницей вытянувшиеся позади, повторяли его маневры. Заряженные орудия «Ехидного» могли открыть огонь в любую секунду; крейсер готов был встретить вызов любого броненосца янки и воздать ему по заслугам.