В логове льва

Политики разразились бессвязными протестами. Спокойно отреагировал только Дизраэли: отвесив Шерману легкий полупоклон, повернулся и вышел. Как только все ушли, начальник штаба Шермана полковник Соммерс внес стопку документов, срочно требующих его внимания.

— Тут есть что-нибудь важное, Энди? — поинтересовался Шерман, уныло взирая на солидную груду бумаг.

— Все, генерал, — ответил полковник Соммерс. — Но некоторые важнее прочих. — Он выудил из стопки листок. — Генерал Ли доносит, что в центральных графствах все враждебные действия прекратились. Боевой дух на высоте, но провизия на исходе не только у войск, но и выделенная для пропитания штатских ирландцев.

— Вы с этим разобрались?

— Так точно, сэр. Связался с корпусом квартирмейстеров, как только заработал телеграф. Поезд с провизией уже отходит из Лондона.

— Отличная работа. А это? — Шерман помахал телеграммой, которую Соммерс вручил ему только что.

— Это от наших постов на демаркационной линии, расквартированных под Карлайслом.

Судя по всему, они остановили поезд, — правду говоря, всего лишь локомотив с единственным вагоном, — шедший из Шотландии на юг. Пассажирами оказались генерал Макгрегор, утверждающий, что он командующий вооруженными силами Шотландии, а также политик, некий Кэмпбелл, якобы председатель Шотландского совета. Я связался с редакцией «Таймс», и там их личности подтвердили.

— Доставьте их сюда как можно скорее.

— Я так и подумал, что вы этого пожелаете.

Велел отправить их сюда с почетным эскортом специальным поездом. Наверное, он уже в пути.

— Славно сработано. От генерала Гранта вести были?

— Он докладывает, что оккупация Саутгемптона прошла без жертв. Возникли проблемы с флотом, но они не стоят даже упоминания. Генерал прибудет в Лондон в течение часа.

— Я хочу увидеться с ним, как только он появится. Есть еще что-нибудь важное?

— Надо подписать кое-какие приказы.

— Давайте. Чем скорее я покончу с бумажной работой, тем лучше.

КОНСТИТУЦИОННЫЙ КОНГРЕСС

Джон Стюарт Милл прямо не находил себе места. Перелистал груду бумаг, лежавших перед ним на столе, потом сбил их в аккуратную стопку и отодвинул прочь. Стены просторной, шикарной комнаты были сплошь увешаны портретами давно почивших английских королей. За высокими окнами раскинулся безукоризненно подстриженный парк Букингемского дворца. Сидящий с противоположного конца стола для совещаний генерал Шерман подписал последние приказы, захлопнул папку и бросил взгляд на стенные часы.

— Что ж, я вижу, наши гости не столь пунктуальны, как следовало бы ожидать. Но они придут, можете не сомневаться, — беззаботно проговорил он в надежде рассеять беспокойство экономиста.

В ответ Милл блекло улыбнулся.

— Да, конечно, они не могут не понимать, насколько важна эта встреча.

— А если и не понимают, вы их наверняка просветите на сей счет.

— Приложу все силы, генерал, но вам надлежит уразуметь, что человеком действия меня не назовешь. Мне куда уютнее за письменным столом, нежели на словесном ристалище.

— Вы недооцениваете собственные способности, мистер Милл. В Дублине вы заставили политиков плясать под свою дудку. Когда вы говорите, они умолкают, чтобы не упустить и крупицы вашей мудрости. Вы отлично справитесь.

— Ах да, но то было в Дублине, — в голосе Милла звучало отчаяние, на лбу выступили бисеринки испарины. — В Ирландии я говорил то, что слушатели мечтали услышать всю свою жизнь. Я показал им, как они наконец-то могут править собственной страной. Этот предмет не мог не увлечь их. — Тут Милл сдвинул брови; на лицо его набежала мрачная тень воспоминаний о более свежих событиях. — Однако моих соотечественников чрезвычайно оскорбило мое прибытие в Дублин. «Таймс» дошла до того, что назвала меня предателем родины и собственного сословия. Остальные газеты — как бы это сказать? — негодовали сверх всякой меры, фактически призывая на мою голову проклятья…

— Мой дорогой мистер Милл, — спокойно увещевал его Шерман, — газеты существуют для того, чтобы распространять тиражи, а не распространять правду или взвешивать аргументы обеих сторон. Знаете, несколько лет назад, прежде чем я вернулся к прерванной воинской карьере, я какое-то не слишком долгое время был банкиром в Калифорнии. Когда же мой банк развалился в трудные времена, начали раздаваться возгласы, что меня надо вымазать дегтем и обвалять в перьях, а еще лучше — сжечь на костре живьем. Не обращайте внимания на газеты, сэр. Их зловонные миазмы подымутся из клоаки и будут развеяны свежим ветром правды.

— В вас дремлет поэт, генерал, — слабо усмехнулся Милл.

— Только, пожалуйста, больше никому не говорите; пусть это будет нашим с вами секретом.

Деликатно постучав, полковник Соммерс проскользнул в комнату.

— Вы с этим покончили, генерал? — указал он на папку.

— Все подписано. Позаботьтесь об остальном, Энди.

— Тут двое английских джентльменов хотят видеть вас, сэр, — сообщил начальник штаба, забирая бумаги.

— Конечно же, пригласите их.

Когда дверь открылась снова, Джон Стюарт Милл подскочил на ноги, и генерал Шерман неспешно последовал его примеру.