– Держите тепленький! – крикнула она и послала мяч так низко над сеткой, что он едва ее не задел. На другой стороне Нико Бегеманн беспомощно прыгнул и шлепнулся на песок, а мяч выкатился в аут. Юлия и Тимо ударились ладонями.
Тем временем Йону пришла неплохая мысль. Может, Юлия согласится время от времени играть с ним в сквош, когда в школе станет спокойней? После Троицы, в следующий вторник, состоится семестровый педсовет, где будет обсуждаться допуск выпускников к устному экзамену на аттестат зрелости. На среду намечен педсовет по оценкам для остальных классов, через неделю, с понедельника по пятницу, пройдут выпускные экзамены. Затем, через четырнадцать дней, его ждет поездка в Рим с Гешонек и слушателями латинского факультатива. Короче, ближайшие недели, как всегда, получатся напряженные. Зато сейчас, после возвращения в Гамбург, им предстоят длинные выходные. Можно немного расслабиться перед ожидающими их тяготами. Он прислонился спиной к дереву, вытянул ноги и стал размышлять, как лучше провести эти три дня с Юлией. Может, съездить на Балтийское море?
Вероятно, он задремал. Когда же проснулся, над ним стоял Концельманн и нагло ухмылялся.
– Ну? Готово?
Волосы стажера были еще влажные. Теперь он надел голубую рубашку с кантом и потайными пуговицами, прикрытыми планкой.
Йон презирал потайные пуговицы и канты на мужских рубашках. Кроме того, его больно задевала мысль о том, что Молокосос разглядывал его какое-то время, а он этого не замечал. Буркнув что-то невразумительное, он вскочил на ноги. Волейбольная площадка опустела, из открытых окон турбазы слышался гул голосов и стук посуды.
– Юлия сказала, что тебя нужно разбудить к обеду, – сообщил Концельманн. – Завидую тебе. Ты способен спать даже при таком шуме.
– Кто победил? – Йон зашагал к дому, тщательно следя, чтобы все время опережать Концельманна на шаг.
– Мы, разумеется, – ответил стажер. – Юлия напоследок накидала вам горяченьких.
«Да– да, – подумал Йон, – уж, конечно, не ты со своими кантиками и пуговками. Нечего было и ожидать». В столовой стучали ложки по тарелкам, как в тюрьме.
– Жалко, что ты этого не видел, – сказал Концельманн. – Но она сказала, что мы тебя только…
– Ты уже говорил об этом, – нетерпеливо прервал его Йон. – Ладно, все нормально, – добавил он и быстро пересек фойе. Сквозь открытую дверь столовой он увидел Юлию. Лука что-то положил ей на тарелку. Словно почувствовав взгляд Йона, она повернула голову, посмотрела на него и улыбнулась. У Йона перехватило дыхание. Он почему-то вспомнил, как стоял на Эльбском шоссе и никак не мог его перейти. А она была на другой стороне, в красной джинсовой куртке и красных сапожках, локоны развевались на ветру. Как именно в те мгновения он осознал, что она – женщина всей его жизни. Что у него никогда не будет другой, а все прочие женщины были лишь более или менее важными эпизодами. Даже Шарлотта.
– Душ сейчас принимать не обязательно, – сообщил Концельманн. – Сегодня после обеда мы идем всей группой в бассейн. В конце концов, надо экономить воду, – пошутил он.
– Спасибо за приятную информацию. Я этого не знал, – сказал Йон и хлопнул Концельманна по плечу, хотя с большим удовольствием вмазал бы ему по уху. – Между прочим, шикарная рубашка. Новая? В ней ты просто неотразим. – Оставив стажера внизу, он взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, – знай наших! – на случай, если Молокосос смотрел ему вслед.
Когда в комнате он стягивал через голову рубашку, ему неожиданно вспомнилось, как Шарлотта, в день ее смерти, спросила, новый ли у него пуловер. Он так и замер с поднятыми руками, не сняв ее до конца, и с удивлением осознал, что за много дней он впервые подумал о своей жене, когда смотрел на Юлию сквозь дверь столовой. Прошло уже десять недель, почти четверть года. Она утратила для него всякую важность, ее смерть тоже перестала иметь какое-то значение, поблекла, как тот петрушечный лес, что висел в его новой спальне. Пожалуй, еще четверть года, и он окончательно о ней забудет. Так, иногда вспомнит мимолетно, как вспоминает ее отца, кривоногого Пустовку с его кошмарной Труди.
Едва не задохнувшись от внезапного прилива счастья, он швырнул рубашку в угол и поспешил в душевую.