В ловушке у монстра (СИ)

— Кому я что пела? Бывшему? Это кто? А как насчёт того… — резко умолкла, наконец-то до меня дошло в чём проблема. В словах песни, вернее, в имени — Максим. Когда мычала мелодию, даже в голову не пришло провести параллель, что главного героя песни и моего бывшего парня, обоих зовут одинаково. — Яматов, ну ты и больной! Я чуть не свихнулась, размышляя, в чём провинилась, а оказалось… Пфу, какая ерунда. А ну пусти!

Яматов, конечно же, не отпустил, но хватку ослабил.

— Машка, ты даже не представляешь, что я собирался с тобой сделать из-за этой ерунды, — прорычал Дима мне в ухо и развернул к себе лицом. — В следующий раз, если не хочешь, чтобы мои фантазии воплотились в жизнь раньше времени, держи рот на замке и не удумай при мне другому мужику в любви признаваться.

— Какой же ты упёртый. Всего-навсего популярную песню пела, она на каждом углу играет, вот и в мозг въелась, не выгонишь, — высказалась я мужчине в лицо. — И вообще, с какой это стати ты мне указываешь, кому признаваться в любви, а кому нет. Ты мне кто?

Мир кувыркнулся, и я вместе с ним. Пикнуть не успела, как Дима уложил меня на стол, а сам навалился сверху.

— Ты обещал не трогать меня! — выкрикнула я, когда увидела, что взгляд мужчины потемнел до безумного и если сейчас его в чувства не приведу, неизвестно чем закончится этот день.

— Плевать я хотел на обещание. Единственная причина, по которой я тебе ноги до сих пор не задрал — сжигать будет сложнее.

Правильно говорят, что слова зачастую бьют куда больнее, чем физические удары. Из заявления Дмитрия можно сделать вывод — он как минимум приравнивает меня к безвольной податливой кукле, которой при желании можно в любое время воспользоваться, а то, что между нами не было секса, так оказывается это не я, а он не хотел.

— А тот факт, что я не планирую позволять тебе ноги мне задирать, не учитывается? – осипшим голосом спросила я.

— Нет, не учитывается, — отрезал Яматов. — Ещё раз спросишь, кто я тебе такой, и поверь мне, не только скажу, но и покажу. Хочешь, прямо сейчас?

Отрицательно мотнула головой, на что Дмитрий хмыкнул с усмешкой, а потом отстранился и отошёл.

— Сегодня на шесть часов вечера ничего не планируй, — мужчина взял яблоко из вазы и откусил его. Искренне порадовалась за то, что фрукты я помыть не успела, пусть у этого упыря живот заболит от несварения. — Чувствую себя отлично, так что проведём второй сеанс подготовки.

— Да пожалуйста, если он тебя вымотает настолько, что ты на лет тридцать состаришься, возражать не стану, — хотела добавить, что в этом случае и кочерыжка его сморщится, и ей уже особо слабых девушек не попугаешь, но промолчала, а то ещё обратное вздумает мне доказывать.

Один день сменялся другим. То единственное развлечение, которое мне было доступно в этом доме — общение с Дмитрием, после его выступления на кухне, я пресекла. По-прежнему готовила нам еду, но к тому моменту, когда Яматов появлялся на кухне, старалась уже поесть и уходила. Дима никак не комментировал мои действия, и казалось, ему всё равно, что я его избегаю. Основную часть времени убивала чтением. Иногда, когда погода позволяла, мы с Блестяшкой гуляли вблизи дома. Если бы не она, завыла бы от тоски, но жизнерадостная рептилия скрашивала моё существование.

Вечера я не любила. И не из-за сеансов, которые Яматов проводил каждый день в одно и то же время, а из-за их последствий. Поначалу Дмитрий хотя бы самостоятельно добирался до кровати, причём до кровати в моей комнате, но в последние разы мне приходилось ему помогать, иначе он бы просто не поднялся по лестнице. Да, совместные ночёвки никто не отменял, но они теперь скорей вынужденная мера, чем прихоть Яматова. Когда я рядом, у него хотя бы есть возможность попросить принести воды или ещё чего-нибудь, когда очухается.

Глава 37

Время близилось к шести вечера, и Дмитрий уже привычно готовил комнату к сеансу. Я тихонько сидела в кресле и, поглаживая Блестяшку, что лежала на коленях, за ним наблюдала. Против очередной губительной для Яматова подготовки бунтуют все фибры души. На Дмитрия просто страшно смотреть, видно, что каждое движение ему даётся с трудом. Наклоняясь к полу, чтобы поставить свечу, он морщится. И это с учётом того, что Яматов изо всех сил скрывает от меня своё состояние.

Злость на вынужденного сожителя по прошествии времени побледнела, и сейчас я дулась на него скорей из-за вредности, а не потому, что действительно чувствовала обиду.

Переложив рептилию на подлокотник кресла, я встала и неуверенно подошла к Яматову. Он в этот момент, присев на корточки, рисовал на полу пентаграмму.

— Дим, мне кажется, сегодня не стоит проводить сеанс, ты… — замолчала, трудно говорить тридцатилетнему мужчине, который светился здоровьем ещё несколько дней назад, что сейчас он похож на старый трухлявый пень, — весь седой и похудел так, что одни кости остались.

— Ненадолго урока хватило. Опять свою жалобную песню завела, — то ли с грустью, то ли с упрёком отозвался Яматов и поднял на меня взгляд. — Сеанс состоится, это не обсуждается.