В лучах заката

Сэм искоса наблюдала за мной, ее рот был напряженно сжат, кончики губ опустились. От носа к губе шел знакомый изогнутый бледно-розовый шрам. Но он потускнел, как и вся она. И когда я повернулась, чтобы посмотреть ей в глаза, Сэм отвела взгляд.

Но я знала Сэм. Три года назад я стерла все ее воспоминания обо мне, но я по-прежнему могла читать ее лицо как давно знакомую любимую книгу. Постепенно ей становилось комфортнее рядом со мной, Сэм осмелела. Она задумчиво смотрела на меня своими светлыми глазами, следила за мной с момента побудки в 5 часов утра, в течение всех десяти минут, которые были отведены нам на то, чтобы проглотить овсянку в столовой, а потом шла со мной рядом, когда мы пробирались сквозь холодную утреннюю сырость, чтобы приступить к работе.

Прошлым вечером, когда мы шагали в столовую, а потом обратно, я заметила, что Сэм слегка хромает, но теперь, утром, увидела, что ее правая нога с трудом сгибается.

– Что случилось? – прошептала я, заметив, как Сэм схватилась за край кровати, чтобы не упасть. Когда она спрыгнула на пол, ее щиколотка подогнулась. Я потянулась, чтобы помочь ей заправить кровать – мне простыней никто не дал – и попыталась разглядеть, что же случилось.

В духе своей типичной бытовой жестокости солдат СПП в лазарете выдал мне летний комплект формы: шорты и футболку, хотя остальные были одеты уже в зимнюю – в рубашки с длинными рукавами и штаны. Мешковатая одежда скрывала ее ноги, так что я ничего не рассмотрела.

– Змея укусила, – шепнула Ванесса, когда Сэм прошла мимо, чтобы встать в общую шеренгу. – Не спрашивай. Она не расскажет.

Сад находился в самой удаленной части лагеря, дальше всего от въездных ворот. Электрическое ограждение гудело тихую песню. Когда я была младше, то представляла, что это гудят жуки, целые семьи, которые поселились под деревьями. И от этого почему-то становилось легче.

Наш Красный-сопровождающий оказался тем же парнем, которого приставили к нам прошлым вечером: обритая голова, темные миндалевидные глаза. Сэм вздрогнула, крепко прижала руки к телу и, хромая, зашагала вперед.

«Они забрали из них жизнь», – подумала я, ступив через низкую белую ограду, где мне выдали маленькую пластиковую лопату. Мне немного было известно о том, что с ними делают. Как там Клэнси это называл? Перепрограммируют? Перенастраивают? То, что сделали с сознанием Мейсона, его уничтожило. Может, что-то пошло не так? Парень оказался недостаточно сильным, чтобы пережить это вмешательство.

Сколько Красных были привлечены к «Проекту Джамбори»? Было ли возможно, что… нет. Конечно нет.

«Прекрати, – приказала я себе, – думай о чем угодно еще, только не об этом».

Сотрудник СПП раздал нам тяжелые рабочие куртки, которые было разрешено надевать, пока мы находились в саду. Он посмотрел на номер, написанный у меня на груди, и мне ничего не дал. Десятилетняя, я молча приняла бы наказание, гордо встретив жестокую ухмылку. Но теперь я не обязана была это терпеть. Его ум был как стекло, и все, что мне было нужно, пройти сквозь него, как луч света. Забрав у него куртку, я медленно отошла.

В общем строю я направилась к грудам земли, которые выкопали вчера, и опустилась на колени. Земля расползалась, забивалась под ногти, пока я лопатой пыталась выковырять из нее картофелины. Я стерла с них темную грязь.

Цвет обожженной кожи.

Я прикрыла рот обратной стороной ладони, непроизвольно оглянувшись на троих в красных жилетах, стоявших рядом со входом. Они безразлично наблюдали, как дети из каждого бокса гуськом входят в сад и получают задания.

Это те же самые Красные?

Мои пальцы непроизвольно стиснули рукоятку лопаты. Я покосилась направо. Сэм только делала вид, что работает, отбрасывая в сторону землю. Нас все еще строили по алфавиту, это не изменилось.

– Давно они здесь? – еле слышно спросила я. – Красные?

Сначала мне показалось, что она меня не расслышала. Я вытащила следующую картофелину и бросила в пластиковый таз у нас за спиной.

– Может, месяца три, – так же тихо пробормотала она. – Точно не скажу.

Я едва заметно выдохнула, чувствуя, как напряжение немного спадает: эти Красные были не из Соутуса. Но это означало, что существуют и другие лагеря, и другие места, где их перепрограммируют.

– Ты… ты не узнаешь никого из них? – прошептала Сэм, наклонившись ко мне, делая вид, что хочет помочь. – Некоторые из них отсюда.

Я не могла рискнуть и посмотреть в их сторону еще раз. Да и смогу ли я кого-то вспомнить? В моей памяти лица Красных из Термонда всегда были скрыты в тени. Как и все, кто был опасен. Но я точно знала, что не знаю того Красного, которого продолжала высматривать Сэм. Каждый раз, увидев его, она вздрагивала и поворачивалась так, чтобы не пересекаться с ним взглядом. Но потом, как загипнотизированная, она снова поднимала на него глаза.

– Ты его знаешь? – прошептала я.

Девушка молчала так долго, что я уже решила, что она не ответит. Но наконец она кивнула.

– Раньше знала? Раньше-раньше?