В Маньчжурских степях и дебрях<br />(сборник)

Китаец стал сзади корейца и всю дорогу до реки шел за ним по пятам в расстоянии шага.

И ни Петров, ни Корень не видели, как в камышах он разрезал своим ножом веревку, стягивавшую руки пленника.

Он шепнул корейцу:

— Ты меньше всех издевался надо мной… Беги…

Петров и Корень в это время возились уж возле лодки.

Кореец бесшумно скользнул назад и выбрался из камышей…

Вон скалы… Вон она — свобода.

Китаец вскинул берданку… Зарокотал выстрел…

Прощай жизнь!

— Он разорвал веревку, — сказал китаец, когда к нему подбежали Корень и Петров, — моя сказал: пусть русски спит… он бежал, моя стрелял.

Кореец корчился и бился на песке… Китаец подбежал к нему и повернул грудью вверх.

Страшная кровавая рана зияла почти во всю грудь…

— Хо (По-китайски «хо» — хорошо, ловко.)… хорошая пуля…

Темной ночью

I

За стеной слышался чей-то громкий шопот:

— Акимов!.. Акимов…

И через минуту опять:

— Акимов!..

Потом заскрипела кровать… Кто-то шмурыгнул рукой по стене с той стороны и зачавкал спросонья губами.

Опять заскрипела кровать, а другой голос немного испуганно произнес тоже шопотом;

— А!

Снова послышалось сонное чавканье, снова скрипнула кровать, и вслед затем Савельев услышал, как Акимов, его денщик, вскочил с кровати.

— Доложи их благородно, — заговорил все также шопотом незнакомый Савельеву голос. — Слышь, Акимов!..

— Акимов! — крикнул Савельев.

За стеной на секунду стало тихо…

И в комнате Савельева было тоже тихо. Ясно, отчетливо затикали в этой тишине карманные часы Савельева, висевшие над кроватью…

И сейчас же их тиканье слилось с слабым протяжным скрипом — дверь в комнату Савельева отворилась.

Между половинками двери просунулась круглая стриженая голова.

— Ваше благородие…

Опять скрипнула дверь… В полутьме блеснула железная, обтершаяся от времени скобка двери…

Акимов осторожно, закусив верхнюю губу, вздернув брови и наморщив лоб, протискался между половинками двери, не растворяя их больше — словно сбоку двери стоял какой-нибудь предмет — стол или шкап, мешавший распахнуть ее шире.

Он был в рубахе и в сподниках, отдувавшихся на коленях и едва доходивших ему до щиколоток. От сподников вниз висели завязки.

— Что там? — спросил Савельев.

— Из секрета человек пришел, ваше благородие.

— Позови!..

Должно быть «человек из секрета» слышал, стоя за дверью голос Савельева и, должно-быть, то, зачем он пришел к Савельеву и о чем сейчас должен был объяснить ему, самого его интересовало и интриговало сильно. Он кашлянул как- то по-особенному, словно уже стоял перед Савельевым и собирался ему «докладывать» и затем переминулся с ноги на ногу, скрипя сапогами.

Акимов чуть-чуть согнул стан и в тоже время нащупывал рукою дверную скобку… Дверь опять тихо отворилась. Фигура Акимова словно провалилась в дверь.

В комнате, освещенной одной только лампадкой был полумрак и, казалось, Акимов только на секунду ушел за дверь и опять появился на пороге, сразу преобразившись… Теперь он был в сапогах и черных шароварах…

На черном сукне шаровар смутно белели руки. Смутно белело лицо.

— Из секрета? — спросил Савельев.

— Так точно!..

— Что такое?

Савельев поднялся на кровати и сел. «Человек из секрета» ответил не сразу. Он поднял руку к лицу и кашлянул в ладонь. И сейчас же быстро опустил руку, словно испугался и замер на мгновение.

— А? — сказал Савельев.

— Женщина, — крякнув, будто с трудом выговорил солдат.

В комнате стало тихо.

Опять затикали часы.

— Ихняя, ваше благородие.

Рука у солдата снова подымаясь кверху, но он задержал это движение и повторил, крякнув, как раньше, тоже словно одернув себя:

— Японская, ваше благородие… на коне…

Савельев чуть-чуть шевельнулся в его сторону.

— Допрашивали? — спросил он через секунду.

— Так точно…

— Ну?..

Солдат развел руками.

— Нельзя-с понять…

И быстро добавил:

— А по-русски, ваше благородие, говорит чисто. И я так полагаю, она не из простых…

Он снова кашлянул тихонько.

— Они-с барышня.

— Где она?..

— Тут-с… Я, извольте видеть, стоял подчаском…

— Погоди, — перебил его Савельев и сам замолчал, вставая с постели.

— Может, ваше благородие, из шпионок?

Савельев застегнул мундир.

— Пойдем.

Он подошел к углу, где стояла шашка, прицепил ее, не торопясь и направился к двери.

Дверь перед ним распахнулась словно сама собой во всю ширину.

В сенях он увидел Акимова уже успевшего одеться. Акимов стоял, вытянувшись, держась правой рукой за скобку двери. На левой руке через локоть висела шинель Савельева.

Савельев прямо прошел к выходной двери.

Акимов повесил на гвоздь шинель и, быстро забежав вперед, распахнул выходную дверь в тот самый момент, когда Савельев собирался толкнуть ее носком сапога.

Глубокая тьма глянула на Савельева из двери.

Когда он переступил порог в лицо ему хлестнул ветер с мелким, как песок дождем.

Крыльцо было мокро. Прямо перед крыльцом блестела лужа.

Какая-то темная фигура маячила смутно налево от крыльца, где на земле тоже тускло блестели лужи.

Савельев обернулся назад и спросил тихо:

— Где она?

И сейчас же по лужам захлопали лошадиные копыта. Темная фигура подалась вперед, стала определенней, словно выплыла из мрака…