В места не столь отдаленные

— То есть как это неблагородно?

— Вымогает, пристаёт или сорвёт, да ничего не сделает… По-моему, это вовсе уж неблагородно!.. — пояснил, садясь в телегу, Спасский.

Стемнело, когда телега подъехала к четвёртой станции. Едва наши путешественники выскочили из телеги, как к Спасскому подошёл один из «агентов», высокий, молодцеватый парень, и стал о чём-то докладывать.

Невежин увидел, что лицо пристава озарилось улыбкой. Он отдал полицейскому какое-то распоряжение и, когда тот ушёл, сказал Невежину:

— Ну, кажется, накроем голубчика. Он должен ночевать в заимке, верстах в пятнадцати отсюда. Глухое место… Там один старый поселюга живёт. Притон настоящий содержит. Я велел ещё двух мужиков на подмогу взять, и затем отправимся.

— А разве опасно, что вы принимаете такие предосторожности?

— А чёрт их знает, на кого там нарвёмся!

Через четверть часа, после того как напились чаю, три тройки одна за другой тронулись в путь и, проехав версты три по большой дороге, свернули в сторону. Дорога шла лесом. Ночь выдалась, что называется, воробьиная, ни зги не видать, и лошади тихо подвигались вперёд среди безмолвия непроницаемого мрака. Колокольчики были подвязаны.

Все хранили молчание. Так проехали час. Время, казалось Невежину, тянулось необыкновенно долго.

— Что, скоро заимка? — спросил он.

— Теперь, верно, скоро! — тихо и нервно ответил Спасский и стал закуривать папироску.

При свете спички Невежин заметил, что спутник его взволнован. И сам он был в нервном, напряжённом состоянии.

Наконец впереди мелькнул слабый огонёк. По приказанию Спасского тройки остановились.

— Это и есть заимка, — вполголоса сказал один из мужиков.

Все вышли из телег и тихо один за другим пошли по направлению мигавшего огонька в глубоком молчании. Телеги остались сзади.

Когда среди безмолвия ночи вдруг невдалеке тявкнула собака, затем другая, третья, и огонёк вдруг исчез, Невежина охватило то безотчётное чувство страха и волнения, которое испытывают люди в ожидании неизвестной опасности.

XVIII Старый знакомый

Собаки стали заливаться сильней. Слышно было, что вблизи фыркают лошади, но как ни напрягал Невежин зрение, а жилья не видал.

— Стучаться, что ли, ваше благородие? — раздался тихий голос передового.

— Подожди… Вы здесь, Евгений Алексеевич? — спросил Спасский.

— Здесь…

— А задние?

— Все здесь! — отвечал чей-то голос сзади Невежина.

— Стучись! — разрешил Спасский. — Имейте револьвер наготове, — шепнул он.

Невежин и без предупреждения нервно сжимал в кармане пальто ручку револьвера.

Раздался стук в ворота. Никто не выходил. Только собаки бешено лаяли. Наконец послышались шаги, и чей-то голос беспокойно спросил:

— Кто тут?

— Прохожие… Пусти переночевать, Макарыч! — отвечал Спасский изменённым голосом.

— Сколько вас?

— Двое, двое, Макарыч… Из Вяткиной пробираемся.

Ворота открылись. У ворот с фонарём в руках стоял какой-то человек. Невежин успел разглядеть в нём высокого старика.

— Здорово, Макарыч! — заговорил Спасский своим голосом, быстро подходя к старику. — Принимай, брат, гостей… Много их.

И все шесть человек очутились на дворе.

— Да вы кто такие будете? — тревожно спросил старик.

— Не узнал, что ли?.. Ну-ка посмотри хорошенько.

Невежин видел, как сразу передёрнулось лицо старика, когда он, подняв фонарь, увидал Спасского… Но, видимо, стараясь казаться спокойным, он поклонился и с напускным спокойствием проговорил:

— Чуть было не обознался, ваше благородие… Милости просим…

— Ну, Макарыч, теперь, брат, сказывай: кто да кто у тебя?..

— Да проезжий один, ваше благородие…

— Проезжий… Заблудился, видно? Мы за ним-то и приехали к тебе в гости… Веди-ка к нему!.. Да смотри, Макарыч, без баловства!.. — строго прибавил Спасский. — Нас видишь ли сколько.

Макарыч бросил беспокойный взгляд из-под седых нависших бровей на своих, видимо, нежданных, гостей и, не говоря ни слова, пошёл вперёд.

Через минуту все вошли в небольшую комнату.

— Здесь, — прошептал Макарыч, указывая на дверь.

— Один?..

— Один! Спит, должно быть…

— А вот мы его побудим!.. Иди-ка вперёд, Макарыч!

И с этими словами вслед за стариком в двери вошли Спасский и Невежин. На кровати, в углу комнаты, лежала чья-то мужская фигура. При свете огня Невежин, к удивлению своему, увидал знакомое лицо Келасури.

— Его-то нам и нужно! — весело проговорил Спасский.

В эту минуту Келасури проснулся и сонным, недоумевающим взглядом глядел на стоявших перед ним людей. Но вдруг его лицо, смуглое, заросшее бородой, с загнутым, как у хищной птицы, армянским носом, исказилось выражением ужаса. Зрачки глаз расширились, губы вздрагивали. Ещё секунда, и он, полуодетый, присел на кровати, озираясь вокруг с видом зверя, застигнутого врасплох. Ловким движением руки он незаметно достал из-под подушки револьвер и нервно сжимал его в своей волосатой руке.