В мгновение ока

Заглянув сквозь стеклянное окошко за одну такую дверь, помеченную «1789», он увидел…

— Вроде бы Париж.

— Нажми на кнопку под окном.

Хэнк Гибсон нажал на кнопку.

— А теперь приглядись!

Хэнк Гибсон пригляделся.

— Господи, Париж. В огне. И гильотина!

— Верно. Дальше. Следующая дверь. Следующее окошко.

Хэнк Гибсон двигался вперед и смотрел.

— Опять Париж, Богом клянусь. Нажимать на кнопку?

— Не вижу препятствий.

Он нажал на кнопку.

— Ну и ну, так и полыхает. Только теперь это год тысяча восемьсот семидесятый. Парижская коммуна?

— Париж сражается с немецкими наемниками за городской чертой, парижане убивают парижан в городской черте. Французы — уникальная нация, верно? Не задерживайся!

Они подошли к третьему окну. Гибсон заглянул внутрь.

— Париж. Уже не горит. А вот и такси, целый поток. Знаю-знаю. Тысяча девятьсот шестнадцатый. Париж спасли тысяча парижских такси, перевозивших солдат, чтобы остановить немцев на подступах к городу.

— Пятерка! А дальше?

Четвертое окно.

— Париж в неприкосновенности. Зато неподалеку… Дрезден? Берлин? Лондон? Они в руинах.

— Верно. Как тебе нравится трехмерная виртуальная реальность? Высший класс! Но хватит с нас городов и войн. Переходим на другую сторону. Движемся вдоль стены. Эти двери ведут ко всяческим разрушениям.

— Мехико-Сити? Я там побывал, в сорок шестом.

— Нажимай.

Хэнк Гибсон нажал на кнопку.

Город рухнул, задрожал и снова рухнул.

— Землетрясение восемьдесят четвертого?

— Восемьдесят пятого, если уж быть точным.

— Боже, сколько нищих. Мало того что эти несчастные бедствуют: а ведь еще тысячи погибли, остались калеками, потеряли все. Но правительству…

— На это наплевать. Двигайся дальше.

Они остановились у двери с надписью «Армения, 1988».

Гибсон заглянул внутрь и нажал на кнопку.

— Армения, крупное государство. Крупное государство — и как не бывало.

— Сильнейшее землетрясение за полвека в том регионе.

Они остановились еще у двух окошек: «Токио, 1932» и «Сан-Франциско, 1905». На первый взгляд — целые и невредимые. Нажатие на кнопку — и все рушится!

Гибсон побледнел и отвернулся; его била дрожь.

— Ну? — спросил его друг Чарли. — Что в итоге?

— Война и мир? Или мир, разрушающий себя без войны?

— Точно!

— Зачем ты мне это показываешь?

— Ради твоего и моего будущего, ради несметных богатств, беспримерных открытий, поразительных истин. Andale! Vamoose![20]

Чарли Кроу посветил лазерной указкой на самую внушительную дверь в дальнем конце коридора. Зашипели двойные замки, дверь ушла в сторону, а за ней открылся просторный зал заседаний, с огромным пятнадцатиметровым столом и двадцатью кожаными креслами с каждой стороны; в дальнем конце виднелся то ли трон, то ли какой-то помост.

— Вот туда и садись, — сказал Чарли.

Хэнк Гибсон медленно двинулся вперед.

— Шевели ногами. До конца света остается семь минут.

— До конца?…

— Шучу, шучу. Ты готов?

Хэнк Гибсон сел.

— Выкладывай.

Стол, кресла, зал — все задрожало.

Гибсон вскочил.

— Что это было?

— Ничего особенного. — Чарли Кроу сверился с часами. — Время еще есть. Сиди пока. Что ты увидел?

Гибсон нехотя опустился в кресло и стиснул подлокотники.

— Черт его знает. Лики истории?

— Да, но какие именно?

— Война и мир. Мир и война. Мир, конечно, ни к черту не годится. Землетрясения, пожары.

— Соображаешь! А теперь скажи, кто ответственен за эти разрушения, за оба лика?

— За войну? Наверно, политики. Банды националистов, жадность. Зависть. Фабриканты оружия. Заводы Круппа в Германии. Захаров — так, кажется, его звали? Главный поставщик боевой техники, кумир поджигателей войны, герой документальных фильмов из времен моего детства. Захаров?

— Верно! А что ты скажешь о другой стороне коридора? О землетрясениях?

— Это от Бога.

— Только от Бога? Без пособников?

— Каким образом можно пособничать землетрясению?

— Частично. Косвенно. Сообща.

— Землетрясение и есть землетрясение. Город просто оказывается у него на пути. Под ногами.

— Неправильно, Хэнк.

— Неправильно?

— А если я тебе скажу, что эти города не случайно были построены в тех местах? А если я тебе скажу, что мы задумали построить их именно там, с особой целью — чтобы они подверглись разрушению?

— Идиотизм!

— Нет, Хэнк, креативная аннигиляция. Мы занимались этим делом — по части землетрясений — еще в эпоху династии Тан.[21] Это с одной стороны. По части городов? Париж. Тысяча семьсот восемьдесят девятый год — по части войны.

— Мы? Мы? Кто это «мы»?

— Я, Хэнк, и мои когорты, только одетые не в пурпур и золото, а в добротное темное сукно, при элегантных галстуках, как подобает выпускникам престижных архитектурных факультетов. Это наших рук дело, Хэнк. Мы строили города, с тем чтобы их сносить. Разрушать с помощью землетрясений или уничтожать с помощью бомбардировок и войн, войн и бомбардировок.

— Мы? Мы?

— В этом зале, или в таких же залах по всему миру, в этих креслах сидели люди, по правую и по левую руку от верховного верховода всех зодчих, который возвышался там, где сейчас сидишь ты…

— Зодчие?