В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки)

Итак, основным "двигателем" метафоры следует признать все же сравнение. Примечательно, что А.В.Бельский не во всех случаях согласен признать, что таковое сравнение присутствует. Например, в выражениях Маяковского страниц войска и кавалерия острот никаких сравнений, по его мнению, нет (с.282). Здесь я позволю себе не согласиться: на мой взгляд, в первом сочетании страницы именно сравниваются с войсками по признаку, по крайней мере, - [их многочисленности] а также, возможно, и по такому - важному для Маяковского признаку, как - воинственность, постоянная готовность дать отпор, а остроты с кавалерией - по признаку быстроты передвижения относительно других видов войск и возможно : ведь "противник" у Маяковского, это, естественно, читатель - это убедительно показано в работе (Гаспаров 1997). Впрочем, и сама непоследовательность Бельского уже была отмечена исследователями - (Григорьев 1979: 211 (Нагапетян 74)).

== "Однотактность" или "многошаговость" механизма

Понимание метафорического выражения как намеренно усложненного и "зашифрованного" может требовать при распутывании настоящего смысла привлечения не одного-единственного - как в приведенных до сих пор примерах, но сразу нескольких промежуточных, вспомогательных звеньев, не названных явно шагов дешифровки. Так, принятое наименование верблюда при помощи перифразы корабль пустыни - т.е.

1) [движущийся действительно как некий] - корабль [и так же, как тот, используемый для передвижения, но только не по воде, а по суше] - в пустыне [где он, в частности,

1а) так же плавно переваливается через барханы, напоминая этим ] - корабль

предполагает понимание вставленной внутрь еще одной метафоры-отождествления: 1.1) пустыня [это такое море из] - песков .

Еще один пример "вложенных" друг в друга, но уже иначе, с "раздвоением" и рефлексивностью, образов внутри метафорического уподобления - из известного стихотворении Маяковского, посвященного "пароходу и человеку" Теодору Нетте:

весь в блюдечках-очках спасательных кругов - т.е., с одной стороны,

1) спасательные круги [у парохода напоминают у реального человека-прототипа] - очки;

при этом и обратно:

2) [лицо реального Нетте в] очках - спасательных кругах [названного его именем парохода];

а, с другой стороны, и

1-2-3) очки [человека, и] спасательные круги [парохода, и] блюдца [чашек - все похожи между собой].

Или, скажем, сталинское крылатое выражение инженеры человеческих душ (как перифраза для "писателей") тоже предполагает по крайней мере двойное соотнесение:

1) инженеры [как известно, работают над] - [своими (техническими) проектами, а];

2) человеческими душами [в нашей стране "ведают" - писатели];

1-2) [но, значит, и писатели должны так же усердно трудиться объекты своего труда, т.е.] - человеческие души !

Здесь в метафорической конструкции оказывается скрыто целое рассуждение, некий лозунг или призыв, но на поверхности представлены только крайние члены этого - на самом деле, как можно видеть, трехчленного "уравнения".[156]

От поэтической - в сторону языковой метафоры

Обычно при отношениях 'часть-целое' внутри компонентов метафорической конструкции именительный падеж обозначает часть, а родительный - целое; при этом явно имеется в виду или же подразумевается какой-то конкретный предикат, связывающий эти члены в единое предложение - как подлежащее (тему) и сказуемое (рему). Так, например, происходит в пушкинской строчке:

воспоминанье... предо мной свой длинный развевает свиток...

А отсюда уже становится понятным, привычным и законным присутствие в языке производного из этой поэтической строчки сочетания свиток воспоминаний - и без всякого указания промежуточных звеньев связи с помощью предиката. Если же этот предикат-связка не указан и подобрать его оказывается затруднительно, то перед нами знак некоторого специфически поэтического глубокомыслия (или намеренного "напускания тумана") - то есть особая претензия на образность - во всяком случае это "сдвиг", вольный поэтический "перескок" через нормы образования новых сочетаний. Новый же поэтический прием как бы "столбит" данную форму выражения смысла в языке, а дальше уже речевое употребление может как закрепить ее грамматически, так и отвергнуть. Не даром ведь, по словам В.П.Григорьева, "каждый большой поэт изменяет отображение множства взаимодействующих тропов на множество слов" [Григорьев 1977: 69].

Брутально-вызывающая метафора Маяковского глупая вобла воображения как бы наталкивает нас или пробуждает в нас следующий ряд предположений:

- где

; ведь

и т.д. и т.п.

но при этом ее метафоричность явно ощутима, потому что сочетание вобла воображения никак иначе не интегрировано в языке, кроме данного поэтического употребления.