В мире античных свитков

^{Пакувий Прокул с женой. В руках у Пакувия свиток папируса, у жены — восковые таблички.}

^{Фреска из Помпей, I век нашей эры.}

На этот вопрос ответить довольно трудно, так как книги упомянутой выше библиотеки Пизонов оказались подобранными в соответствии со вкусами владельцев. «О вкусах не спорят» — гласит римская пословица, подбор книг мог быть самым различным. Но, как мы сейчас увидим, эти вкусы были обусловлены различными обстоятельствами.

В 1752 г. при раскопках виллы к северо-западу от городской стены Геркуланума рабочие натолкнулись на обугленные папирусы, которые они вначале приняли за остатки не до конца сгоревших дров. Лишь немногие папирусы сохранили форму цилиндра, большинство были сдавлены в лепешку рухнувшими стенами и потолками. Многие папирусы превратились в комки, по внешнему виду больше похожие на обугленные головешки, чем на свитки, поэтому помещение, где они были найдены, рабочие назвали «лавкой угольщика» (Bottega del carbonaio). Впоследствии дом, где были найдены свитки, получил название «дома папирусов» (casa dei papiri)[201].

В итоге раскопок было обнаружено, что папирусы хранились в трех помещениях виллы, некогда принадлежавшей Л. Кальпурнию Пизону, другу и покровителю философа эпикурейца Филодема. Кальпурний Пизон, консул 58 г. до н. э., был тесно связан с Цицероном и Цезарем — последний был даже женат на его дочери, Кальпурнии. В своих письмах Цицерон, однако, отзывается о Кальпурнии Пизоне с ненавистью — они были политическими противниками. Пометок владельцев на книгах не обнаружено, лишь на некоторых свитках (например, №№ 1149, 993) встречается имя М. Октавия, написанное по-гречески. Возможно, М. Октавий был первым собственником книги, попавшей затем в домашнюю библиотеку Пизонов.

Главная масса обугленных папирусов была обнаружена с 19 октября 1752 г. по 25 августа 1754 г. в библиотеке виллы. Но отдельные экземпляры были найдены и в таблинуме, а также в перистиле (хозяева виллы принадлежали к читающим людям, которые с книгой не расставались). По мнению Доменико Компаретти, всего в библиотеке Пизонов хранилось до 800 свитков, но некоторые исследователи увеличивают эту цифру до 1860[202]. Разногласия объясняются тем, что многие свитки оказались разорванными на части, и точно учесть их первоначальное количество практически невозможно. Свитки хранились в шкафах высотой несколько выше человеческого роста, которые стояли вдоль стен небольшого помещения, предназначенного для ученых занятий. В центре также стоял шкаф, в котором хранились папирусные свитки.

Книги, в подавляющем большинстве написанные на греческом языке, состояли из сочинений философов эпикурейского толка. Об этом свидетельствовал и подбор бюстов, украшавших библиотеку — там стояли небольшие бюсты Эпикура и его учеников — Метродора, Гермарха, Демосфена, а также бюст Зенона. То, что Пизоны увлекались эпикурейской философией, не представляет собой ничего удивительного — не один Гораций считал себя «свиньей из стада Эпикура». Такие известные лица, как Кассий Лонгин, Вибий Панса, известный из переписки Цицерона Фадий Галл (Ad Fam., VII, 26, 1; IX, 25, 2) относились к числу римских приверженцев этой философии. Они собирались чаще всего в Неаполе, который стал центром эпикурейской философии в Италии (нельзя не обратить внимания на то, что Геркуланум находился от Неаполя в непосредственной близости).

В шкафах библиотеки Пизонов латинские книги лежали вверху, и они более всего пострадали. Особый интерес представляет собой открытая здесь поэма, прославляющая победу Октавиана при Акции и его египетский поход[203].

Усилия, затраченные на прочтение этих документов, не всегда увенчивались успехом. Обугленные свитки слепились и при попытке развернуть их крошились на мелкие части, на которых уже ничего нельзя было различить. Их пытались обрабатывать водяным паром, парафином, альбумином, глицерином, но все было напрасно. Перед трудностью задачи спасовали такие крупные химики, как Юстус Либиг. Лучше сохранились, по вполне понятным причинам, внутренние части свитков, но и те с трудом поддавались прочтению.