В мире безмолвия

Умение плавать среди рыб, не тревожа их, стало для нас уже второй натурой. Мы научились непринужденно проплывать над ландшафтами, где морские обитатели безмятежно наслаждаются жизнью, воспринимая нас с полным доверием. И вдруг без малейшего повода с нашей стороны, все живое исчезает. Что заставляет сотни рыб бежать мгновенно и бесшумно? Пришедшие издалека колебания воды от тел играющих дельфинов, или где-нибудь в мутной толще охотятся голодные синагриды? Все, что мы знаем, – это то, что беззвучная "сирена" заставила всех, кроме нас, уйти в укрытие.

Мы словно глухие. Все наши чувства уже приспособились к новой среде, но нам недостает шестого чувства, быть может самого главного для подводного обитателя.

Около Дакара я видел, как акулы мирно скользили в окружении сотен соблазнительных краснух, ничуть не потревоженных присутствием хищниц. Я вернулся в лодку, забросил удочку и обрадовался хорошему клеву. Однако каждый раз я вытаскивал из воды лишь половину краснухи. Может быть, бьющаяся на крючке рыба создавала в воде колебания, которые говорили акулам о том, что поблизости есть легкая добыча – попавшее в беду существо? Мы пробовали как-то сзывать акул с помощью динамита. Я сильно сомневаюсь в том, чтобы взрыв был для них чем-либо большим, нежели просто глухим, не заслуживающим внимания шумом, но вибрация воды от бьющейся полуоглушенной рыбы улавливается акулами моментально.

На Лазурном берегу попадаются крутые рифы, уходящие на глубину до двухсот футов. Тот, кто опускается вниз по склону такой скалы, совершает необычную экскурсию, дающую представление о разнообразии подводного мира и о резких контрастах между различными зонами. Альпинисты вроде Марселя Ишака, ходившие вместе с нами по подводным скалам, поражались этим контрастам. При горных восхождениях на суше вы сначала идете милю за милей по предгорьям, затем поднимаетесь сквозь пространную лесную зону до границы леса, далее до снеговой линии, и, наконец, попадаете в область разреженного воздуха. При подводных "нисхождениях" смена зон происходит буквально с непостижимой быстротой. Верхние десять саженей, пронизываемые солнечным светом, населены беспокойными, юркими рыбками. Затем вы попадаете в сумеречную страну с осенним климатом и нездоровой атмосферой, в которой голова становится тяжелой, как у человека, обреченного жить всю жизнь в задымленном индустриальном городе.

Вы скользите вниз по откосу и оглядываетесь назад, на мир, где царит лето. А между тем вы уже попали в холодный слой и совершили скачок в зиму. В глухой темноте вы забываете о солнце. И не только о солнце. Уши больше не регистрируют меняющегося давления, воздух приобретает металлический вкус. Здесь царит сосредоточенный покой. Вместо зеленых мшистых валунов – готический камень, острый, рогатый, колючий. В каждом склепе, под каждой аркой – свой маленький мирок с песчаным бережком и живописными рыбками.

Еще ниже появляются миниатюрные голубые деревца с белыми цветами. Это настоящие кораллы, полудрагоценные Соrаllium rubrum с их удивительным разнообразием хрупких форм. На протяжении столетий на Средиземном море шла промышленная добыча кораллов с помощью своего рода деревянной драги, которая сокрушала эти "деревья", а на поверхность извлекала лишь отдельные веточки. Толстые деревья, росшие не одну сотню лет, теперь уже не существуют. Остались нетронутыми лишь те кораллы, которые обитают глубже двадцати саженей, в укрытых тайниках и гротах, нарастая от свода вниз, наподобие сталактитов. Они доступны только ныряльщикам.

Ныряльщик, попавший в коралловый грот, должен быть готов к тому, что увидит кораллы сквозь обманчивый цветной фильтр моря. Ветви коралла кажутся темно-синими. Они покрыты бледными цветами, которые втягиваются и исчезают, когда их потревожат. Кораллы сейчас вышли из моды, их продают по десяти долларов за фунт.

В зоне кораллов из расщелин в скалах торчат полосатые усики омаров. При приближении руки ныряльщика омары издают скрипучий звук. Скалы покрыты живыми шишками и напоминающими вымя наростами, длинными мясистыми нитями, "чашечками" и "грибами". Тут царят необычные цвета – фиолетовый, темно-синий, желто-зеленый; все краски приглушены сединой.

Но вот мы у основания рифа. Здесь простирается голый и монотонный песок. Здесь проходит граница жизни, за которой уже ничто не растет, никто не движется. Вы плывете автоматически, мозг словно выключается. Лишь где-то на задворках сознания сохраняется извечный инстинкт самосохранения, зовущий вернуться на поверхность. По мере того как вы поднимаетесь, состояние отупения исчезает, а внизу остается обесцвеченная страна, которая еще никому не показала своего подлинного лица.