В мире будущего

Восточная рать уступала: местами воины в сверкающих доспехах уже прорывали ряды прикрытых кольчугами воинов и вносили в их среду смерть и опустошение…

Два витязя выделялись из всех: ярко горели их брони, высоко вздымались окровавленные мечи и их разъяренные, покрытые потом и пеной кони победно носили их из конца в конец…

Моя душа как бы приковалась к этим воинам и с трепетом следила за ними…

Дрогнула восточная рать и побежала…

О, что это было за дикое, беспорядочное бегство!.. Какое страшное преследование!..

Всюду, по всей равнине рассеялись бегущие и везде настигали их и поражали закованные в блестящие панцири воины!..

Солнце уже близилось к закату, равнина темнела, но два воина, к которым прикована была моя душа, виднелись далеко впереди, преследуя бегущих, и по-прежнему неутомимо разили их победные мечи…

Как вдруг, в мгновение ока, высокий витязь с львиной шкурой на плечах поверх панциря, с медным сияющим щитом, внезапно обернулся и ударом палицы поразил одного из витязей… Неустрашимый воин зашатался и пал из седла на землю… Пал и поразивший его от удара меча другого воина, тотчас склонившегося к своему товарищу.

Прошла секунда, - и вот я, или дух мой Аменописа, узрел нечто дивное: железная броня, прикрывавшая лица обоих витязей - лежавшего и склонившегося над ним, поднялась и открыла лица Аменописа и ее, Ревекки!..

Лежавший был я, Аменопис… Склонившийся витязь - она, Ревекка!..

Лицо лежащего витязя было смертельно бледно, и глаза закрыты… Тщетно усиливался его товарищ вдохнуть в него жизнь, тщетно устремлял на него полные тоски и мольбы взоры!..

Недвижимо лежал мой двойник… Но тут сзади склоненной к нему фигуры витязя-женщины, паря над землей, освещенной лучами солнца сверху, и окутанный поднимавшейся от земли мглою, явился в дивном видении близкий и дорогой Аменопису образ: она, в железе и стали, склонилась над умирающим, и она же, она, но такою, какой знал ее Аменопис, парила в видении!..

И лицо умиравшего витязя вспыхнуло румянцем жизни… Взор его открылся… Но в то же время картина задернулась и покрылась мраком…

Я ощутил присутствие моего тела и уже как-то странно, но сознавал, что сплю, сплю глубоким сном…

И во время этого сна я пытаюсь объяснить себе дивные видения, представшие моему оторванному от тела духу, - пытаюсь и не могу: сон сковывает меня, ум отказывается мыслить, и власть над собой отнимается.

Я чувствую, как холодный липкий пот покрывает мой лоб, грудь тяжело вздымается, я хочу проснуться - и не могу…

Меня тянет куда-то далеко, в непроглядную тьму, и я ухожу в нее, влекомый неведомою силой. И вдруг тьма осветилась… Из ее глубины доходит до меня слабое сиянье… Ко мне идет - нет, плывет, несется женская фигура, с распущенными черными волосами, с закрытыми глазами…

Я узнаю ее: то она, в непостижимых видениях дивным образом являющаяся мне…

Но вид ее поражает, пугает мою душу: мертвенная бледность покрывает черты ее лица, и страшен вид ее полузакрытых, недвижимых глаз…

- О свет души моей!.. - пытаюсь я воскликнуть. - Зачем так страшно, так загадочно вперяется в меня твой взор?..

И видение ответствует мне: оно проносится надо мной, и до слуха моего доносится невыразимо гармоничный голос:

- Аменопис!.. Время настало!.. Вставай!..

- Аменопис!.. Восстань!.. - снова раздается голос, но уже не ее.

Я открываю отяжелевшие веки, но все еще не могу дать себе отчета - где кончается сон и где начинается действительность… Светоч слабым светом озаряет усыпальницу и падает на лицо стоящего надо мною Ненху-Ра…

Но что это за лицо!.. Я узнаю его, но как страшно, непостижимо оно изменилось!.. Блестящие глаза ушли далеко вглубь, черты обострились, и, вместо спокойной величавости, ужас, смертный ужас напечатлелся на лице верховного жреца жизнедавца Ра!..

Я поднялся с ложа и, наполовину не давая еще себе отчета, где сон, где действительность, в крайнем сожалении взирал на Ненху-Ра.

- О Аменопис! - вскричал верховный жрец. - Я видел ее, видел и чувствую!..

Ужас звучал в голосе старца - тот же ужас, который был напечатлен и на каждой черте его лица.

- Кого видел ты, отец мой? - едва мог я произнести от изумления.

- Смерть!..

Ненху-Ра опустился на край каменного саркофага и закрыл лицо руками, как бы стараясь укрыться от грозного, невидимого мне призрака.

Мгновенный ужас, обуявший Ненху-Ра, сообщился и мне: в полутрепетном свете могильного склепа, в переливах огненного языка, вздымавшегося из чаши светильника, в полутемном пространстве мне чудился тот же страшный, неведомый призрак, и казалось, что его образ, почти вещественный, окутанный в белые, широкие покровы, подобно трупу, предназначенному для бальзамирования, восстает и близится к нам, заставляя содрогаться тело и холодом наполняя душу…

А Ненху-Ра, с закрытым лицом, все недвижимо сидел на краю приготовленного для его тела саркофага… Я видел, как пот смачивал пряди седых волос, стиснутых между скрюченными пальцами, как ниже и ниже клонилась его голова, бессильно падая на хладевшие руки…