В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше. 1988 г.

Сенька сидит под лампой на столе, смотрит. Не выдашь, Сенатор, правда? Даже если б говорить мог, никому бы не сказал. Я знаю, ты верный. И кто это выдумал, будто кошки сами по себе и не привязаны к человеку? Любишь меня, да, Сень? Глаза умные — кажется, сейчас сам сядет за машинку и начнет записки строчить, как кот Мурр, — я недавно такую книжку читал. Вот смеху было бы! Уж он-то объяснил бы, какие это глупые выдумки, будто кошки нам чужие. Сам Сенька — полнейшее тому опровержение. Ночью спит у меня в ногах на одеяле, утром вместе со мной вскакивает, идет в ванную и смотрит, как я умываюсь. Пофыркивает, если на него попадают брызги, но не уходит. Вот это друг! Выхожу в переднюю — он за мной, смотрит тоскливо. Скучать будет, пока я в школе. Вроде хочет за мной бежать. Однажды вышел и проводил меня до самой школы, честное слово! Только бабушка меня потом ругала и объяснила, что Сенька так запросто может под машину попасть.

Или отловят его, как бродячего кота. Так что я его больше с собой не беру, а жалко — он бы меня мог каждый день в школу провожать, как собачонка.

А взрослые не разбираются. Ни в собаках, ни в кошках. Да, Сенечка? Вот тебе и фывапролдж.

…хвост трубой, чтобы лучше работала антенна.

Я слышал, как Женька кричит мне вслед:

— Сенька, Сенька!

Я мысленно видел, как он стоит на пороге квартиры, высунув из двери вихрастую голову, забыв про свои гланды:

— Сенька! Домой!

Мне жаль мальчика. После такой легкомысленной вылазки на лестничную площадку ему придется неделю проваляться в постели с завязанным горлом и глотать горькие лекарства. Во время очередной болезни Женька однажды пытался скормить мне свою таблетку. Гадость невероятная! Впрочем, кто их знает, этих людей, употребляют же они в пищу такие отвратительные вещи, как сахар и помидоры, да еще похваливают.

Женьку жалко, но зов моей Шестерки сильнее всего.

Чем выше я взбегал по ступенькам, тем больше жалость, любовь к мальчишке, беспокойство за него сменялись досадой на человеческое неблагоразумие. Заметил ли кто-нибудь до меня, что непосредственная близость к объектам усиливает испытываемые к ним чувства?

Я бегом пересчитывал ступеньки, а Шестерка продолжала неистово сигнализировать:

— Седьмого, Седьмого!

Раздраженно распахнулась дверь квартиры на верхнем этаже, с грохотом полетела пустая консервная банка. Я с трудом увернулся от нее, банка угрожающе звякала по ступенькам, ей аккомпанировал негодующий крик:

— Опять кошачьи концерты! Живодеров на них нету!

Как известно, концерты — приятное театральное зрелище, от которого люди получают эстетическое удовольствие. Попасть в специально отведенное для концерта помещение бывает нелегко. А «кошачий концерт» — это на человеческом языке нехорошее сборище кошек, которые бесцельно орут дурными голосами, при этом люди стараются разогнать их любыми средствами — шумом ли, пущенным ли в головы предметом или струёй воды. Хоть бы раз задали себе вопрос, зачем мы это делаем. Ведь это же не бессмысленное звукоизвержение, а отчаянные призывы:

— Седьмого, Седьмого! Срочно нужен Седьмой!

Я и есть Седьмой. Вот почему я так отчаянно рвусь на чердак.

Дверь оказалась заперта, но я выскочил через лестничное окошко, пробрался на крышу, нашел маленькое окошечко, ведущее на чердак.

— Наконец-то Седьмой! — обрадованно фыркнул Шестой.

Я приветствовал Шестерку и с готовностью занял свое место. Мы дружно затянули позывные. Ответа не было. Такое явление наблюдается уже давно. Соберется полностью Семерка, сигнализирует, сигнализирует — и все безрезультатно: ответный сигнал отсутствует. Но наш Долг — упорно посылать телепатические излучения с накопленной информацией, кто-то ее, вероятно, все-таки принимает. Мы еще раз добросовестно послали сигнал вызова, и снова ответа не последовало.

— Будем начинать, — грустно скомандовал Первый. — Садитесь.

Мы уселись друг против друга, опустив хвосты, чтобы не происходило утечки энергии.

— Сосредоточимся, — скомандовал Первый. — Раз, два, три.

Я поднял глаза на Шестого и ощутил на себе отчетливо сфокусированный взор Первого. Цепь замкнулась.

Глядя в фосфоресцирующие глаза Шестого, который с четкой отработанностью движений повернулся к Пятому, я сконцентрировал всю свою энергию на той информации о работе Комиссии по Контактам, которая стала мне известна за последнюю неделю. Шестой отражал мои мысли на Пятого, Пятый — на Четвертого, и так далее.

— Начинаем передачу, — негромко сказал Первый, как только суть накопленной информации стала ясна ему.

Мы подняли головы, и каждый из нас мысленно увидел нашу родную Котсаму, прекрасный образ которой запечатлен в наследственной памяти каждого котенка.

Великолепное необозримое небо чистого фиолетового тона, розоватые облака, ярко-голубое солнце…

— Кончаем передачу, — печально объявил Первый, но коты не расслышали его, находясь в состоянии задумчивого транса.

Мы снова передали позывные, и опять безрезультатно.

— Да что это такое? — в отчаянии спросил Третий.

— Да что это такое? — эхом отозвался грубый человеческий голос. С грохотом распахнулась чердачная дверь, струя холодной воды уда…