В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше. 1988 г.

— Ну вот видите… Целых три дня… Она могла и передумать… Все-таки такой выбор ослепительных достоинств… Не всякая женщина устоит!

— А моя — устоит! — вдруг весело и освобождение засмеялся Никита. — Моя жена… она, знаете, весьма первобытная, несовременная и немодная женщина! — Он засмеялся еще громче. — Так вот, она относится к этой дикой, безумной идее весьма положительно! Да! И мы хотим иметь ребенка… от самих себя, вот! И кстати сказать, — распалялся он, — почему это в вашей… генной библиотеке… нет набора генов… токаря?

— Токаря?! — всплеснул руками врач. — Простого токаря?

— А я вот не простой токарь! — всерьез взъярился Никита Орешников. — Я, если хотите знать, токарь-виртуоз! И тоже лауреат трех Межпланетных конкурсов!

— Этого же нет в вашей медкарте… — растерянно пролепетал врач. Потом совсем по-домашнему уставился на Никиту с откровенным любопытством: — А что? — И стал почесывать затылок…

«Нет, не робот!» — легко подумал Никита.

— Пройдите в операционную… — деловито сказал врач.

— Зачем? — испугался Никита.

— Мы еще раз проверим ваши анализы… Идите, идите… Виртуоз!

— Поздравляю! — через некоторое время приветствовал его дежурный оператор, выходя из-за пульта и протягивая Никите руку. — У вас будет мальчик. Минуточку… Вот его согласованные параметры. Вес… Рост…

Индекс… Можете заранее выбрать имя…

И строго предупредил:

— Явитесь за ребенком тридцатого мая в девять часов пятнадцать минут по среднеевропейскому времени. Следующий!

АЭЛИТА АССОВСКАЯ КАРТОТЕКА Рассказ

Великой страсти вообще не бывает. Природа позаботилась о том, что если бы А. не познакомился с В., то он точно так же был бы счастлив с С… Для меня это научный факт.

Английский писатель, XX век

С тех пор как я встретил тебя, человечество стало богаче на одну любовь.

Русский писатель, XX век

Пока ты не пошел вразнос, ты должен разбираться с этими делами сам, вот и все. Это вопрос самолюбия,

Американский писатель, XX век

Нильс Голышев, старший психолог Биоинформационного центра, любил дежурить у Картотеки. Обычно он усаживался в кресле в одной из гостиных и смотрел на безбрежное зеленое море, которое простиралось до самого горизонта. Впрочем, на горизонте человек с хорошим зрением мог бы различить лишь размытые, бледно-голубые, переходящие в небо очертания залива. Зеленое море, начинающееся прямо перед окнами, слегка прочерченное желтыми и синими ленточками дорог и юркой серебристой петляющей речкой, было единым лесным массивом. Здание центра располагалось, подобно древним замкам, на горе.

И все тут было естественным и взаправдашним: и лесной массив необычной площади, и возвышенность со светящимся в ночи, уходящим в небо зданием, из окон которого открывался неповторимый, гипнотически действующий вид.

Огромный неподвижный лес дышал, как это было во все времена, тишиной и ни с чем не сравнимым спокойствием. Иногда его оттенки менялись: вблизи он казался светло-зеленым, почти прозрачным, вдоль его далекой кромки различались графически четкие отдельные столетние вершины.

Нильс оторвал взгляд от окна и стал наблюдать по монитору за немногочисленными в это время суток посетителями. Некрасивая девушка с глянцевым от слез носиком… Сорокалетний коротконогий крепыш, упорно не желавший ни с кем встречаться взглядом… Деловитая дама неопределенного возраста в огромных дымчатых очках…

Он привык читать мысли с листа по тем немногочисленным признакам, которые простому смертному совершенно незаметны, но для специалиста представляются чуть ли не кладом. И он мог наперед предсказать все действия этих людей. Сюда приходили, приняв немалую дозу психотропных средств, уединялись в кабинах, припадали к спасительным экранам дисплеев, долго выговаривались, обнажая свою душу перед машиной, которая в этот момент представлялась им какой-то высшей инстанцией, наделенной правом вершить справедливость. И ей, Картотеке, доверяли то, что никогда не позволяли себе открыть людям, разве что посторонним или случайным знакомым, с которыми и встретиться-то больше никогда не доведется; отбросив все запреты, извлекали из глубин своего подсознания то, о чем можно было только думать, думать бесконечно, пока не хватит решимости войти в кабину Картотеки и положить на ее алтарь обнаженную, на все согласную душу.

Некоторые из посетителей требовали у бесстрастно мерцающего экрана немедленной помощи, они были готовы на все, лишь бы их освободили от непривычной, казалось бы, ненужной, все съедающей душевной боли.