Наш отряд высадился сразу же после рассвета — местного, астероидного. Сутки продолжались тут четыре часа, солнце выскакивало из-под горизонта, словно подброшенное пружиной, словно мяч из-за сетки. Тьма исчезала мгновенно, черные тени, съежившись, сбегали. в пропасти, глазу открывался блестящий черно-лаковый мир, тонко прорисованный сетью трещин-морщинок.
Вблизи астероиды подавляюще грандиозны. На больших планетах тяжесть нивелирует горы, вдавливает их в кору. Планеты — это шары, отполированные тяжестью. И только на астероидах — космических огрызках — встречаешь уступ в десять километров высотой, тридцатикилометровую пропасть, стокилометровый пик. Рассудком знаешь, что это просто трещины, так оно треснуло, так откололось. Рассудком понимаешь… но стоишь, подавленный буйной фантазией камня, размахом природы.
И вдруг на голом камне, на отвесной стене — буквы. Попорченные временем, разъеденные метеоритами, но подчеркнутые черной тенью, выделяющей каждую вмятину:
— Что за надпись? — спросил меня командир отряда. — Имеет историческую ценность? Нужно ее сохранить?
Я попытался вспомнить. В поясе астероидов — две тысячи летающих островов, сто тысяч летающих гор, несчетное множество скал. Исследования идут уже пять веков. Какая это экспедиция? Надпись буквенная, алфавит славянский, дата из самых ранних…
— Кажется, здесь нашли сокровищницу, — сказал я. — Но та сокровищница давно в музее.
— Подберите материалы, — попросил командир.
Машина-память была на нашей базе — на Юноне. Я набрал вопрос: «Космолет «Джордано Бруно». Получил ответ: «Третья четверть двадцатого века. Командир Умберто Риччиоли. Экспедиция на спутники Юпитера. Картирование Ио, Ганимеда, Каллисто. Авария на обратном пути в поясе астероидов. Литература научная: отчет, протоколы конференции… (перечислять не буду). Литература художественная: рассказ «Пленники астероида».
Я дал заказ на почту радиокопировки и на следующий день держал в руках и материалы, и протоколы, и журнал с рассказом.
Старинные неозвученные книги. Книги, которые перелистывают. Желтая от времени, ломкая, шуршащая бумага. Наши книги звенят, старинные шуршат, пришептывают. Шуршание — это голос истории. Кажется, будто древний, дряхлый, беззубый старик, шепелявя, рассказывает страшную сказку.
Третья четверть двадцатого века. Трудное героическое время. Человечество все еще теснится на планете-матери и все еще расколото. Только половина поняла истину, только половина пользуется плодами общего труда. Другая все еще отстаивает приманку неравного богатства, уверяет, что в погоне за денежным призом одинокий бегун обойдет самую дружную команду. Но успехи коммунизма все нагляднее — и на Земле и в космосе. Первый человек в космосе — коммунист. Первые люди — на Марсе, на спутниках Юпитера — из лагеря коммунизма. Лагерь защитников наживы тщится соревноваться, раздает обещания улучшить жизнь, посылает людей и корабли в космос…
И вот один из примеров: «Джордано Бруно». Командир итальянец. В команде немцы, американцы, французы. Впрочем, есть и советские люди: опытный штурман Вадим Нечаев, его жена-врач. Их только двое, корабль считается западным. Экспедиция посещает спутники Юпитера, — в то время это предел достижений человечества. Но советские планетолеты уже побывали там. Экспедиция составляет карты. Однако хребты и равнины уже были открыты и названы советскими астронавтами. Западные ученые продолжают работы, начатые коммунистами. Экспедиция делает полезное дело… но возвращается без сенсационной приманки, которой можно бы похвастаться, показать как достижение Запада. Риччиоли и все участники знают: их послали в космос не только ради науки, но и для рекламы. Рекламу они не обеспечили, значит, следующий раз пошлют других.
И вдруг на пути астероид. Неожиданность. Ведь трасса была подлетной, в обход опасного пояса малых планет. Скорость относительно невелика, запас горючего есть, есть возможность высадиться. Правда, не без риска. Радиосвязь на пределе, с Землей говорят два раза в месяц, Земля ничего не знает о высадке. Но люди еще никогда не бывали на астероидах. Соблазн велик… и Риччиоли отдает приказ: уравнивать скорости и причаливать.
Надежда Петровна Нечаева находилась в это время на кухне.
В экспедиции она выполняла обязанности врача и одновременно повара. Здоровяки межпланетчики — отборный экипаж корабля — болели редко, зато ели с отменным аппетитом. В распоряжении Надежды Петровны были концентраты, соусы, полуфабрикаты, консервы, кубики, но все же обед на двадцать пять ртов оставался трудоемким делом. Поэтому она не стала смотреть, как ракета подруливает к астероиду. Насмотреться на астероид она еще успеет, не один день впереди. А обедом кормить надо сейчас же, потому что нетерпеливые геологи захотят высадиться немедленно и не вернутся, пока не иссякнет воздух в скафандрах.
Надо было сидеть на кухне. Надежда всегда делала то, что надо.