Вскоре нам стали попадаться сооружения альтаирцев - каменные кубы без окон, каменные короба, протянувшиеся за горизонт. Мы вошли в один из кубов и засветили фонарями. На стенах вспыхнули люминесцирующие картины. Рисунки меняли окраску и интенсивность, стоило повести фонарем, а когда мы тушили их, картины медленно погасали.
Живопись была странна - одни линии, хаотически переплетенные, резкие, мягкие, извилистые линии - не штрихи, но контуры. Я вспомнил о математической кривой Пеано, не имевшей ширины и толщины, но заполнявшей собой любой объем. Линии, какими рисовала альтаирцы, были подобны кривой Пеано, они заполняли объем, отчеркивали глубину, изображали воздух и предметы. Я видел все тот же беспощадный пейзаж - неистовое солнце, поля, камни, песок, сооружения. И всюду были сами альтаирцы - нитеногие, паукообразные, проносящиеся между предметами.
Перед одной картиной я стоял долго. Два альтаирца дрались, яростно переплетаясь отростками, сшибаясь туловищами. Художник великолепно передал обуревавшую их злобу, стремительность и энергию движений. Я двигался вдоль одной стены, Лусин вдоль другой.
Он вдруг закричал:
– Эли! Скорей! Скорей!
Я метнулся к нему, думая, что он попал в беду. Лусин показывал пальцем на картину.
На картине были галакты.
И эта картина, как и остальные, была рисована линиями - контуры вещей и воздух заполняли пейзаж. На камне лежал умирающий бородатый галакт в красном плаще и коротких штанах. Одна рука бессильно отвалилась вбок, другая сжимала грудь, глаза умирающего были закрыты, рот перекошен.
Неподалеку стояли трое галактов с закованными руками - на картине отчетливо виднелась цепь, стягивающая их руки, заложенные за спину. И с тем же жутким совершенством, с каким художник передал страдание в облике умирающего, он изобразил обреченность и молчаливое отчаяние трех пленников. Они не смотрели на нас, не звали на помощь, головы их были опущены с безвольной покорностью…
А над ними реяли альтаирцы. Так же мастерски художник изобразил и смятение жителей Альтаира. Они словно ломали свои отростки, каждая линия на их телах кричала, альтаирцы метались, хотели что-то сделать, но не знали - что.
– Где же те, кто пленил галактов? - размышлял я. - Очевидно, это не альтаирцы, те сами в ужасе. Никакого, даже отдаленного намека на их врагов. Ты понимаешь, что это значит, Лусин? С каждым новым открытием таинственные разрушители становятся таинственней.
– Загадка. Надо искать. Может, еще картина?
Мы переходили из одного пустого здания в другое, под нашим фонарем загорались все новые картины, но среди них больше не было изображений галактов.
– Надо поискать альтаирцев, - сказал я. - Только они смогут объяснить загадки своих рисунков.
– Пойдем. Поищем.
Побродив по раскаленной пустыне, мы увидели сборище усердно работающих альтаирцев. Они вырубали и обтесывали камни, тащили их к строящимся зданиям. Труд был хлопотлив, а работники умелы. Впрочем, не так уж сложно быть умелым, если у каждого вместо двух рук два десятка гибких и крепких рычагов.
Шар, заменяющий Альтаир, накаливал по-полдневному, и паукообразные создания светились в видимых лучах, но слабее, чем в зале, где мы их впервые увидели. И если там они были полупрозрачны, то здесь их сходство с призраками увеличилось. Кругом были одни тускло мерцающие тени и силуэты, контуры тел, а не тела. "Вот откуда их странная живописная манера", - подумал я.
Альтаирцы заметили нас и, забросив работы, побежали навстречу. Они с радостью протискивались поближе, стремились дружески обнять нас ножками-волосиками - пришлось усилить охранное поле. Я настроил дешифратор и пожелал им здоровья. Эти добрые создания в ответ пожелали нам никогда не спать. Очевидно, сон у них - штука страшная и они его побаиваются.
Я обратился к альтаирцу, на взгляд менее субтильному, чем другие:
– Нам очень понравились ваши картины, друзья.
– Да, да! - загомонили они. - Мы рисуем. Мы всегда рисуем.
– И нам хочется знать, что за существа, похожие на нас, изображены на одной вашей картине?
Когда дешифратор преобразовал мой вопрос в гамма-излучение, альтаирцы словно окаменели. Они стояли, как бы пораженные ужасом. Если бы у них были глаза, я бы сказал, что они замерли, выпучив глаза. Приглянувшийся мне альтаирец отшатнулся. Потом по кольцу паукообразных пробежала судорога, и оно стало разваливаться.
Передние отступали назад, кто-то из задних пустился наутек.
– Что с ними? - спросил я Лусина. - Они вроде испугались вопроса.
– Повтори! - посоветовал Лусин. - Не поняли.
Несколько секунд я не решался повторить вопроса, и движение среди альтаирцев прекратилось. Я молчал, обводя их взглядом, и они молчали, ожидая, не скажу ли я еще чего-нибудь страшного.
А когда я набрался духа и вторично попросил ответа, кто изображен на картине, их охватила паника. Они уносились с такой быстротой, что не прошло и секунды, как около нас никого не было. Бегство совершилось в полном молчании, дешифратор не передал ни единого звука. Я повернулся к Лусину:
– Вот так история! Ты что-нибудь понимаешь?
– Понимаю, - отозвался Лусин. - Загадка.
32