— Это не может продолжаться, — произнес голос. — И наши и ваши жители только и заняты тем, что каждый день, каждый час перестраивают по-новому городские стены. У них нет времени, чтобы охотиться, ловить рыбу, предаваться любви, почитать предков и детей этих предков.
— Это верно! Это верно! — сказали мандарины обоих городов.
— Вынесите их на солнце! — прозвучал голос.
Стариков вынесли на солнце и поднялись с ними на вершину невысокого холма.
Пользуясь последним летним ветерком, несколько тощих детей пускали воздушных змеев. Эти змеи имели вид драконов всех цветов радуги, цвета лягушек и цвета травы, и цвета моря, и монет, и пшеницы.
Дочь первого мандарина стояла у его ложа.
— Смотрите! — сказала она.
— Это всего лишь змеи, — сказали старцы.
— Но что есть змей на земле? — сказала она. — Ничто. Что же нужно, чтобы поддержать его, сделать прекрасным и поистине одухотворенным?
— Нужен, конечно, ветер, — сказали мандарины.
— А что нужно небу и ветру, чтобы сделать их прекрасными?
— Змеи нужны, конечно! Много змеев, чтобы нарушить однообразие, одинаковость неба. Змеев цветных, летающих!
— Так-то, — сказала дочь мандарина. — Ты, Кванг-Си, в последний раз перестроишь свою городскую стену, чтобы она изображала не более и не менее, как ветер. А мы построим нашу в виде золотистого змея. Ветер оживит змея и вознесет его высоко в небо. Змей нарушит однообразие ветра и придаст его жизни цель и значение. Один без другого они ничто. Вместе — они и красота, и совместный труд и долгое счастье.
Мандарины преисполнились такой радости, что впервые за несколько дней приняли пищу. К ним тотчас начали возвращаться силы, они обнялись, вознесли друг другу хвалу и назвали дочь мандарина юношей, мужем, каменным столпом, воителем и навеки преданным сыном. Вскоре они расстались и поспешили в свои города, радостно восклицая еще слабыми, но блаженными голосами.
И немного спустя их города стали называться городом Золотого Змея и городом Серебряного Ветра. Жители снова убирали урожай и занимались. делами. Они опять пополнели, а болезни убежали, как испуганные шакалы. И каждую ночь года жители в городе Змея могли слышать чистую и бодрящую музыку ветра. А жители в городе Ветра могли слышать, как змеи пели и бормотали, взлетая и наполняя их счастьем.
— Да будет так! — сказал старый мандарин, стоя перед шелковой завесой.
Роберт А. Хайнлайн
Зеленые холмы Земли
Это правдивый рассказ о Райслинге, слепом певце космоса — а не прилизанная хрестоматийная версия, Вы, наверное, пели в школе:
Может быть, вы пели эти стихи по-французски или по-немецки. Или даже на эсперанто, в тот момент, когда сверкающее всеми цветами радуги знамя Земли развевалось над вашей головой.
Неважно, какой это был язык, но это был язык Земли. Никто никогда не переводил «Зеленые холмы» на шепелявый язык жителей Венеры, ни один марсианин не каркал и не шипел, произнося их в сухих туннелях. Эти стихи — наши. Мы, люди Земли, экспортировали все — от голливудских ужасов до синтетических радиоактивных элементов, но эти стихи принадлежат только Земле, ее сыновьям и дочерям, куда бы их ни забросило.
Все мы слышали много рассказов о Райслинге. Возможно даже, вы, подобно многим другим, зарабатывали ученые степени или славу, занимаясь научным анализом его опубликованных произведений, — будь то «Песни Звездных Путей», «Большой канал и другие стихотворения», «Ввысь и вдаль» или «Старт».
Конечно, вы пели его песни и читали стихи, и в школе, и потом — уже зрелыми людьми, но можно без особого риска держать пари — если только вы сами не человек космоса, — что вы никогда не слышали большинства неопубликованных песен Райслинга, таких, как «Рыжая девочка из Венисбурга», «Когда деляга встретил мою кузину», «Держите ваши штаны, шкипер» или «Скафандр на двоих».
И, к сожалению, мы не в состоянии процитировать их в журнале для семейного чтения.
Репутация Райслинга тщательно охранялась осторожным литературным душеприказчиком, которому очень помогло то счастливое обстоятельство, что интервьюеры безнадежно опоздали. «Песни Звездных Путей» вышли в свет в ту самую неделю, когда их автор умер. И только когда эта книга стала бестселлером, в печати появились рассказы о Райслинге, собранные из обрывков воспоминаний знавших его людей и сильно приукрашенные его издателями.
В результате традиционный образ Райслинга примерно так же соответствует действительности, как история о топорике Джорджа Вашингтона или о кексах короля Альфреда.
По правде говоря, вы не пустили бы его в свою гостиную. Он был совершенно неприемлем для общества. Хронический солнечный лишай, который он беспрерывно расчесывал, мягко выражаясь, не украшал его и без того неприглядную внешность.