Схватила пакеты в охапку, побежала на кухню. Универсальный…
Когда-нибудь его доставят на станцию, и тогда “благодарю вас, мисс, но услуги стюардессы на станции больше не нужны”.
Паола вернулась к столу, села пригорюнившись, - одной рукой подперла подбородок, другой поглаживала скатерть.
– Ну что, Паша, взгрустнулось? - Ираида Васильевна наклонила голову, одним глазом глянула Паоле в лицо. “Словно большая, добрая кура”, - подумала Паола. - Или, может, обленилась за отпуск? Работа в тягость?
– Да разве я работаю? Смеетесь! - Паола судорожно сдернула руки со скатерти, под столом стиснула кулачки. - Разве так должна работать стюардесса? Вот на пассажирских ракетах, если что случается - стюардесса разве с командой? А? Она с пассажирами. До самого конца. (Ада улыбнулась, - еще ни на одной пассажирской ракете до “самого конца” не доходило.) Я, конечно, мало что могу, но ведь главное, чтобы люди чувствовали - о них заботятся, с ними рядом живой человек, а не такой вот паразит. - Паола кивнула на “гнома”, все еще покачивавшегося за креслом Симоны.
Симона взорвалась:
– Прелестно! Господа, бумагу мне с золотым обрезом и лебединое перо. Мы пишем рекомендацию мисс Паоле Пинкстоун на предмет ее перехода на рейсовую космотрассу. И чтоб там без паразитов. Мисс не выносит представителей металлической расы.
“Ну зачем она так? - подумала Ираида Васильевна. - Она же знает, что на пассажирские ракеты берут только самых хорошеньких… Даже у нас. Уж такая традиция. А на “Бригантине” за стюардессу этот Мортусян. Так что никуда Паша не уйдет. Что же обижать девочку?”
– Трогательно, - сказала Ада, - а мы, выходит, не люди? Нам не нужно человеческой заботы?
Паола вспыхнула.
– Ох, глупости вы все говорите. - Ираида Васильевна подошла к Паоле, тяжело опустила руки ей на плечи. - Счастливая ты, Паша.
Паола вскинула на нее глаза, но Ираида Васильевна молчала, да говорить и не надо было, - все и так поняли, что, собственно говоря, осталось досказать:
“Счастливая ты - тебе есть кого ждать”. Все это поняли, и наступила не просто тишина, а тишина неловкая, нехорошая, которую нужно поскорее оборвать, но никто этого не делал, потому что в таких случаях что ни скажешь - все окажется не к месту, и всем на первых порах станет еще более неловко. И только потом, спустя несколько минут, все сделают вид, что забыли.
– А знаешь, откуда твое счастье? - Ираида Васильевна стряхнула с себя эту проклятую тишину, но не захотела, вовсе не захотела, чтобы все забывали, и улыбнулась грустно, и сложила руки лодочкой, и поднесла их к уху, словно в них было что-то спрятано, малюсенькое такое. - Вот когда мы были маленькими, играли в “белый камень”:
Белый камень у меня, у меня,
Говорите на меня, на меня…
– А что, Маришка у тебя играет в белый камушек? - обернулась она к Симоне.
– Да вроде бы - нет.
…Кто смеется - у того, у того,
Говорите на того, на того…
– И какие льготы предоставляло наличие белого камня? - осведомилась Ада.
– Уже не помню… Кажется - счастье какое-то.
– Да… - задумчиво сказала Паола. - До счастья я немножко не дотянула. Пинкстоун - это не белый камень. Розовенький.
– Все равно, - сказала Ираида Васильевна,-все едино - счастье, - и улыбнулась такой щедрой, славной улыбкой, будто сама раздавала счастье и протягивала его Паоле: на, глупенькая, держи, всё тебе - большое, тяжелое; а та боялась, не брала, приходилось уговаривать…
– Вызов, - сказала Симона и резко поднялась.
Все пошли в центральную рубку. Паола собрала со стола, понесла сама, - здесь, с половинной силой тяжести, все казалось совсем невесойым. Шла мурлыкая, песенка прилипла, потому что была такой глупенькой, доверчивой:
Кто смеется, у того, у того…
Симона вышла из центральной, остановилась перед Паoлой. Блаженная рожица, что с нее возьмешь?
– Дура ты, Пашка; вот что, - сказала она негромко.
. Паола остановилась и уж совсем донельзя глупо спросила:
– Почему?
– Долго объяснять. Просто запомни: со всеми своими распрекрасными чувствами, со всей своей развысокой душой один человек может быть совсем не нужен другому. Вот так.
“Зачем они все знают, зачем они все так хорошо знают…” - с отчаяньем думала Паола.
Тут взвыли генераторы защитного поля, но сигнала тревоги не было, - вероятно, подходило небольшое облачко метеоритной пыли.
– Не осенний ли мелкий дождичек… - сказала Симона и побежала в центральную.
Паола повела плечами, словно действительно стало по-осеннему зябко, и пошла упо коридору, как всегда, по самой середине, где под белой шершавой дорожкой - узенький желобок. Приоткрыла дверь своей каюты - потолок тотчас же стал затягиваться молочным искристым мерцанием. Не думая, протянула руку вправо, почти совсем приглушила люминатор. Оглянулась. Напротив, поблескивая металлопластом, - дверь одной из кают, что для “них”.