Но точно такое же небо описывалось на странице, которую я прочел, прежде чем подойти к окну. Там описывались степь, запах полыни. От напечатанных слов веяло июльским жаром, сушью и степным безразличием к человеку, который шел по дороге. И, кроме того, в небе там тоже парил ястреб.
Я перевернул сразу двадцать или тридцать страниц и стал читать новую главу. Было такое ощущение, словно я заглянул в свое собственное будущее.
Герой повествования плыл в лодке по спускающейся с гор таежной реке. Река неслась с неистовой быстротой и несла меня, обрушивая всю свою мощь, все свое лесное таежное бешенство на камни, торчавшие из воды.
С берега смотрела на меня лосиха сочувственными глазами зверя, догадавшегося, что человек попал в беду. Вокруг нее был покой лиственничного леса, тишина, трава, ветви и лосиные следы, примявшие траву. Вокруг же меня было бешенство, захватывающая дух быстрота и грохот. Держа в руке весло, я пытался вмешаться в дела сошедшей с ума реки, но меня несло вниз, бросало из стороны в сторону.
Не дочитав до конца длинной фразы, я встал и подошел к окну. За окном стоял мой дядя, веселый загадочный старик, немножко похожий на Жюля Верна, и смотрел на меня сквозь синее, как струя воды, стекло.
Он побарабанил пальцем по стеклу, я распахнул окно, повеяло свежестью сада. Дядя стоял в саду и, маня меня пальцем, говорил:
– Хватит читать. Довольно. Выходи на свежий воздух. Чудесный день. Волшебная дорога. Мы погуляем с тобой по этой странной дороге.
Мы с дядей вышли на волшебную дорогу, которая то спускалась с зеленого холма, то снова подымалась на холм, играя с пространством и пешеходами. Казалось, природа читала нам поэму, подставляя вместо слов холмы, ветви кленов, облака, синь воды и неба.
На лугу ржала лошадь. Гоготал гусь, плавая в похожем на облачко кудрявом пруду.
Важно восседая на моторной коляске, нас обогнала дебелая дворничиха.
– Здравствуйте, волшебник, - сказала она дяде игриво.
– Разве ты волшебник? - спросил я дядю.
Он очень смутился, покраснел, стал вытирать носовым платком лоб.
– Ну что ты? Как можно? Это в наш-то просвещенный век…
Но я не отставал от него:
– Случайно это не ты менял пейзаж за окном, когда я сидел за столом и читал книгу?
Длинное узкое лицо дяди стало еще более смущенным.
– Чушь! Я материалист. Я уважаю законы природы.
– Я тоже, - сказал я. - Но пейзаж все же менялся.
– В книге? - спросил дядя.
Я не хотел его огорчать и сказал:
– Да, в книге. Эта странная книга поразила меня.
– Чем? - спросил дядя.
– Пока умолчу, - сказал я. - Я ее еще не дочитал и не знаю, чем она кончится.
– Это хорошо, что ты не знаешь конца.
– В конце что-нибудь случится? - спросил я.
– Потерпи, - сказал дядя. - Сам узнаешь, когда прочтешь книгу.
Дорога круто свернула. Мы оказались в лесу. Лес был густ, душен, деревья теснили нас, превратив дорогу в тропу.
Дядя огляделся и вдруг признался мне:
– Я в самом деле хочу стать волшебником.
– Для чего? - спросил я. - Ты же материалист. Диалектик. Тебе нельзя.
– Теперь можно, недавно я ушел на пенсию. У меня много свободного времени. И я хочу использовать это свободное время, делая приятное людям.
– А они не привлекут тебя за это к ответственности?
– За что?
– Волшебство - это пережиток, суеверие, - сказал я.
– Не всякое, - сказал дядя и стал еще больше похож на Жюля Верна. Свои чудеса я хочу запатентовать как крупное изобретение и подвести под них строго научную базу. Не забывай, что я член Дома ученых и сотрудник журнала "Знание".
– А в редакции журнала знают, что ты волшебник?
– Пока нет. Не знают. Но, возможно, догадываются. Я вижу это по выражению лица кассирши, когда она выплачивает мне гонорар.
– Кассирша - это еще ничего. Важно, чтобы не догадался редактор.
– Пустяки. Скоро я подведу под свои чудеса строго научную базу.
– А без базы нельзя?
– Как-то неудобно. Я все-таки материалист.
– Материалисты, - сказал я, - не поступают так со своими гостями, не меняют обстановку за окном, а дают людям привыкнуть.
– И ты привыкай, - сказал дядя.
– Попробуй-ка привыкнуть. То речка, то гора, то лес, то пустыня, а то просто ничего, пустота. Это противоречит законам природы.
Вечером, сидя на веранде, мы пили чай и вели беседу.
– С юношеских лет, - сказал дядя, - я боролся с отсталостью, с разными пережитками и суевериями. Но под старость мне почему-то ужасно захотелось творить чудеса.
– На строго научной основе?
– На строгой…
– Тебе это не удастся. Наука враждебна волшебству.
– Мое волшебство имеет прогрессивный характер. Если хочешь знать, я поэт, хотя и не пишу стихов. Я ищу интимного контакта с вещами и явлениями, с людьми и природой. А за то, что я ушел на пенсию, ты меня не осуждай. Я ведь очень стар. - Дядя встал и сказал: - Ты меня извини. Я пойду работать.
– Творить чудеса?
– Нет. Искать научное обоснование. А ты пойди к себе. Почитай книгу о своей жизни. Только старайся пореже смотреть в окно.
Я ушел в свою комнату и сразу же вспомнил, что дядя не советовал мне смотреть в окно. Окно было завешено портьерой, а на столе лежала книга.