– Неизвестно,- Миша вскочил,- Идемте к почте - это рядом,
– Идем,- согласился Павел Сергеевич.- Возможно, даже найдем ее. Но для меня ее больше нет. И не будет.
Я ошибался. Я считал, что нужен ей, что она вернется ко мне. Не вернется. Нет ее.
– Она есть,- сказал Миша.
– Так ведь и ты всерьез ее не устраиваешь,- жестко сказал Павел Сергеевич.- Давай уж по правде. Не на дипломатическом приеме. Кто ты перед ней-то? Мальчишка, щенок, ты уж не обижайся. Надо женщину найти по себе. Помоложе.
– Речь не обо мне,-тихо возразил Миша.-О ней речь.
Оба замолчали, слушая, как дождь стучит по крыше у них над головами. Мише вспомнился такой же унылый дождь в Ленинграде. Он впервые пришел в институт. Он знал, что кафедрой нейробиологии руководит женщина-профессор с мировым именем, и вообразил себе убеленную сединами старуху с поджатыми губами. Он робко постучался.
– Можно,- отозвался из кабинета музыкальный, звонкий голос. За столом сидела молодая, совсем молодая женщина, чуть постарше его самого-так ему показалось. Она привстала, дотягиваясь до какой-то папки, и он сразу заметил, что изящная фигура ее выигрывает от брюк и свитера в обтяжку. В ее глазах загорелись две лукавые звездочки - что, загляделся?
– Итак, я вас слушаю,- сказала она чуть насмешливо, потому что он так и не произнес ни слова.
– Я… я к профессору, девушка,- с трудом выговорил он и незаметно облизнул пересохшие губы.- Когда сама будет?
– А я и есть сама,- засмеялась она и показалась Мише еще моложе.- Самее меня здесь никого нет. Значит, это вас рекомендовал мне Николай Михайлович? Что ж, очень рада.- Лицо ее посерьезнело и стало деловым. - Надеюсь, что работать вместе будем всерьез и надолго? А то бывает, к нам бегут, за модой гонятся, а когда оказывается, что материально оно не очень-то…
Они были вместе долго. И очень серьезно. С ней столько всего вошло в Мишину жизнь, что трудно было бы переоценить. Это навсегда останется с ним. Он будет ее помнить. "Будешь помнить одно мое имя" - так начиналось стихотворение, которое она любила ему повторять. С ней можно достигнуть всего.
Мы с тобой в небеса воспарим,
Невесомость, прозрачно-святая,
Нас подхватит, и мы полетим,
Бег минут для Земли замедляя…
Все закружится, вздрогнет, замрет,
Отзовется в галактике где-то, -
И включатся в привычный свои ход,
На орбиту вернувшись, планеты.
Только живой организм способен создавать пси-поле!
Но ее интеллект, возможно, оказался таким могучим, что излучаемая живая энергия эмоций не затухает даже после ее смерти. Может быть, в этом - причина явлений, наблюдаемых в зоне ее гибели? Или она, вопреки всему, жива?
По крыше теперь стучали только редкие капли.
– Что ж, пошли,- предложил Миша.
– Ты объясни,- пробормотал Павел Сергеевич, спускаясь с крыльца.- Авария связана с тем, что вы в человеке копались?
– Связана. Вроде замыкания получилось. А конкретно-думаю, что скоро комиссия прибудет, они разберутся.
– Зачем же копаться? -спросил Павел Сергеевич.- Ведь не карбюратор какой-нибудь - человек! Опасно ведь. Убедился?
– Убедился,- почти весело сказал Миша.- Но буду. Очень уж охота разобраться. В механизме человеческих эмоций. И разберемся. К добру разберемся.
– Без нее,- словно про себя добавил Павел Сергеевич.
– Все равно, она есть,-ответил Миша.-Даже если мы ее не найдем. И даже если докажут, что установка взорвалась по ее вине. Никто не закроет то, что она открыла. Она есть!
Илья Варшавский Сумма достижений
Труп уже два часа как увезли на вскрытие, а мы со следователем сидели в моей квартире и все еще не могли понять друг друга.
Голова у меня разламывалась от боли. К тому же еще мерещилось лицо с вытаращенными глазами, крысиная косичка, подобранная под осколок роговой гребенки, и лужа крови на полу.
Я подошел к шкафу и взял бутылку коньяка.
– Не возражаете?
– Возражаю! - сказал следователь.
– Тогда отвернитесь.
Он не отвернулся, а с какой-то недоброй усмешкой глядел, как я два раза приложился к бутылке. Потом сказал:
– Хватит! Поставьте бутылку на место! Вы и трезвый городите всякую чушь, а у меня нет желания откладывать допрос, пока вы проспитесь.
– Я говорю правду.
– Не валяйте дурака, Юровский. Мы с вами не дети и прекрасно понимаем; где граница между вымыслом и действительностью.
– Вот об этой границе я вам все время и говорю. И если вы мне не верите, то, значит, просто не представляете себе, что там может происходить.
После коньяка стало еще хуже. Я сел в кресло у окна и поглядел на улицу. Все шло, как обычно. Это был знакомый мир, с автомобилями, трамваями, световыми рекламами. Дико было подумать, что несколько часов назад…
– Ну что, так и будем играть в молчанку?-спросил следователь.
– Я не могу сейчас. Дайте мне отдохнуть.
– Отдыхайте.
Я задремал и проснулся от телефонного звонка. Следователь снял трубку:
– Да? Это я. Вот, значит, как?! Хорошо.
Я слышал, как он что-то пробормотал, кладя трубку, но что именно - не разобрал.
Еще несколько минут я сидел в блаженном состоянии полного расслабления, где-то между сном и явью.
Затем он меня окликнул:
– Вы спите, Юровский?