В мире фантастики и приключений. Выпуск 9. Белый камень Эрдени. 1982 г.

– Что тебе нужно? - спросил он прямо.

– Тебе сказали, кто я?

– Да. Ты - журналист. Пишешь книгу про мой народ.

– Это не совсем так. Я пишу книгу о Льве Абалкине. Ты его знаешь.

– Весь мой народ знает Льва Абалкина.

Это была новость.

– И что же твой народ думает о Льве Абалкине?

– Мой народ не думает о Льве Абалкине. Он его знает.

Кажется, здесь начинались какие-то лингвистичеекие болота.

– Я хотел спросить: как твой народ относится к Льву Абалкину?

– Он его знает. Каждый. От рождения и до смерти.

Мы с журналистом Каммерером посоветовались и решили пока оставить эту тему. Мы спросили:

– Что ты можешь рассказать о Льве Абалкине?

– Ничего, - коротко ответил он.

Вот этого я боялся больше всего. Боялся до такой степени, что подсознательно отвергал саму возможность такого положения и был к нему совершенно не готов. Я растерялся самым жалким образом, а он поднес переднюю лапу к морде и принялся шумно выкусывать между когтями. Не по-собачьи, а так, как это делают иногда наши кошки.

Впрочем, у меня хватило самообладания. Я вовремя сообразил, что если бы эта псина-сапиенс действительно не хотела иметь со мной никакого дела, она бы просто уклонилась от встречи.

– Я знаю, что Лев Абалкин - твой друг, - сказал я. - Вы жили и работали вместе. Очень многие земляне хотели бы знать, что думает об Абалкиие его друг и сотрудник голован.

– Зачем? - спросил он также коротко.

– Опыт, - ответил я.

– Бесполезный опыт.

– Бесполезного опыта не бывает.

Теперь он принялся за другую лапу и через несколько секунд проворчал невнятно:

– Задавай конкретные вопросы.

Я подумал.

– Мне известно, что в последний раз ты работал с Абалкиным пятнадцать лет назад. Приходилось тебе после этого работать с другими землянами?

– Приходилось. Много.

– Ты почувствовал разницу?

Задавая этот вопрос, я, собственно, ничего особенного не имел в виду. Но Щекн вдруг замер, затем медленно опустил лапу и поднял лобастую голову. Глаза его на мгновение озарились мрачным красным светом. Однако и секунды не прошло, как он вновь принялся глодать свои когти.

– Трудно сказать, - проворчал он. - Работы разные, люди тоже разные. Трудно.

Он уклонился. От чего? Мой невинный вопрос заставил его как бы споткнуться. Он растерялся на целую секунду. Или здесь опять лингвистика? Вообще-то лингвистика - вещь неплохая. Будем атаковать. Прямо в лоб.

– Ты с ним встретился, - объявил я. - Он снова пригласил тебя работать. Ты согласился?

Это могло означать: "если бы ты с ним встретился и он бы снова пригласил тебя работать, - ты бы согласился?" Или на выбор: "ты с ним встречался, и он (как мне стало известно) приглашал тебя работать. Ты дал ему согласие?" Лингвистика. Не спорю, это был довольно жалкий маневр, но что мне оставалось делать?

И лингвистика выручила-таки.

– Он не приглашал меня работать, - возразил Щекн.

– Тогда о чем же вы говорили? - удивился я, развивая успех.

– О прошлом, - буркнул он. - никому не интересно.

– Как сейчас?

– Не знаю.

– Что он намеревался делать?

– Не знаю.

– Что он тебе говорил? Мне важно каждое его слово.

И тут Щекн принял странную, я бы даже сказал, неестественную позу: присел на напружиненных лапах, вытянул шею и уставился на меня снизу вверх. Затем, мерно покачивая тяжеленной головой вправо и влево, он заговорил, отчетливо выговаривая слова:

– Слушай внимательно, понимай правильно и запоминай надолго. Народ Земли не вмешивается в дела народа голованов. Народ голованов не вмешивается в дела народа Земли. Так было, так есть и так будет. Дело Льва Абалкина есть дело народа Земли. Это решено. А потому. Не ищи того, чего нет. Народ голованов никогда не даст убежища Льву Абалкину.

Вот это да! У меня вырвалось:

– Он просил убежища? У вас?

– Я сказал только то, что сказал: народ голованов никогда не даст убежища Льву Абалкину. Больше ничего. Ты понял это?

– Я понял это. Но меня не интересует это. Повторяю вопрос: что он тебе говорил?

– Я отвечу. Но сначала повтори то главное, что я тебе сказал.

– Хорошо, я повторю. Народ голованов не вмешивается в дело Абалкина и отказывает ему в убежище? Так?

– Так. И это главное.

– Теперь отвечай на мой вопрос.

– Отвечаю. Он спросил меня, есть ли разница между ним и другими людьми, с которыми я работал. Точно такой же вопрос, который задавал мне ты.

Едва кончив говорить, он повернулся и скользнул в заросли. Ни одна ветка, ни один лист не шевельнулись, а его уже не было. Он исчез.

Ай да Щекн! "…я учил его языку и как пользоваться линией доставки. Я не отходил от него, когда он болел своими страшными болезнями… Я терпел его дурные манеры, мирился с его бесцеремонными высказываниями, прощал ему то, чего не прощают никому в мире… Если придется, я буду драться за него как за землянина, как за самого себя. А он? Не знаю…" Ай да Щекн-итрч.

3 июня 78 года. Экселенц доволен.

– Очень любопытно! - сказал Экселенц, когда я закончил доклад. - Ты правильно сделал, Мак, что настоял на визите в этот зверинец.

– Не понимаю, - отозвался я, с раздражением отдирая колючие репья от мокрой штанины. - Вы видите в этом какой-то смысл?

– Да.

Я вытаращился на него.