В мире насекомых. Кто они такие? Маленькие жители нашей планеты?..

Но вот забавно! Возле роя самцов все время крутятся неутомимые стрекозы, описывая круги, лихие повороты и замысловатые пируэты. Неужели они кормятся комариками?

Нет, крохотные комарики не нужны крупным хищницам, ни одна стрекоза не влетает в рой, не нарушает его строя, не прерывают их нежную песенку, и вместе с тем этот строй будто чем-то их привлекает. Они не покидают роя ни на минуту. Не нарушая его строя, вертятся возле него, почти рядом с ним все время, отлетая в сторону лишь на мгновение. Рой похож на центр боевых полетов стрекоз, этих воздушных пиратов.

Непонятно ведут себя стрекозы. Вижу в этом одну из бесчисленных загадок моих шестиногих приятелей. Надо скорее вооружиться биноклем и, соблюдая терпение, много раз проверить разгадку, убедиться в ее правоте.

В бинокле весь мир сосредоточен на маленьком кусочке неба. Все остальное отключено и как бы перестает существовать. Да, я вижу маленьких ветвистоусых комариков, несмотря на буйную пляску каждого пилота, различаю их пышные усы, вижу и большеглазых хищниц-стрекоз. Им не нужны нежные комарики, они жадно хватают кого-то побольше, направляющегося к рою, без пышных усов. Сомнений нет! Разборчивые кулинары охотятся только на самок ветвистоусых комариков, привлекаемых песней самцов. Только они, крупные и мясистые, — их лакомая добыча. Быть может, даже коварные хищницы так бережно относятся к рою ради того, чтобы не рассеять это хрупкое сборище нежных музыкантов.

Как бы ни было, рой неприкосновенен, он служит приманкой, возле него — обильное пропитание. И эта охота стрекоз, и песни самцов-неудачников, видимо, имеют давнюю историю и, наверное, в этом тугае повторяются из года в год много столетий.

Спадает жара. Ветер чаще приносит прохладу реки и рощи, а знойный и раскаленный воздух пустыни постепенно уступает прохладе. Смолкают цикады. Неуверенно защелкал соловей, прокричал фазан. Пора трогаться в путь. В последний раз прислушиваюсь к тонкому звону ветвистоусых комариков, мне чудится в нем жалобная песня тысячи неудачников, бездумно влекущих на верную погибель своих подруг.

Поющая пещера

Долго я шел по извилистому ущелью, одному из самых больших в горах Богуты. Вокруг громады черных скал, дикая, без следов человека местность, редкие кустики таволги, караганы и эфедры. Ущелье становится все уже, подъем все круче. Царит тишина. Иногда налетал ветер, шумел в тростниках, и снова становилось тихо.

Ущелье без воды, без богатой растительности, не стоит терять время на его обследование и лучше возвратиться к биваку. Но за поворотом показалась небольшая пещера, не более десяти метров. Она слегка поднималась кверху. После яркого солнца в ней темно. Осторожно ползу по острым камням. Неожиданно раздается тонкий нежный звон, потом будто кто-то бросает мне в лицо горсть песку.

Еще не привык к темноте и ничего не вижу. Пещера продолжает нежно звенеть. Наконец различаю массу насекомых. При моем появлении они, такие чуткие, всполошились, поднялись в воздух и стали носиться из стороны в сторону. Взмахиваю сачком и выбираюсь обратно на солнце.

На дне сачка копошатся нежные комарики с длинными ветвистыми усиками, «комарики-звонцы», как их называют в народе. Это они меня встретили звоном крыльев. Звонцы не могут жить без воды, их личинки развиваются в реках и озерах и непонятно, как они, такие нежные и хрупкие, могли оказаться в этой голой каменной пещере, когда вокруг не менее чем за тридцать километров нет ни капли воды.

Наверное, ветер занес рой комариков в это ущелье, и они, бедные, спасаясь от гибели, нашли здесь приют, временное пристанище, в котором не так сильно жжет солнце и не столь губительна сухость воздуха пустыни.

Но почему они меня испугались и, взлетев, стали метаться из стороны в сторону, не знаю.

Над бурлящим потоком

Сегодня выдался ясный день. Над горами синее небо, южное солнце нещадно греет, пахнут хвоей разогретые ели, в воздухе повис аромат земляники. После похода по горному ущелью хорошо отдохнуть в тени деревьев возле речки. Она грохочет, пенится, сверкает брызгами, бьется о гранитные валуны и глухо стучит камнями, катящимися в воде. Возле реки свежо, прохладно, будто и нет жаркого солнца и сухого воздуха, который принес сюда из пустыни дневной бриз.

Из-за грохота бурлящего потока не слышно пения птиц. Но крики оляпки громче шума реки. Иначе ей нельзя: как перекликаться друг с другом. Вот она, эта загадочная птица, промелькнула над самой водой, уселась на мокрый камень, вздернула кверху коротенький хвостик, ринулась в бурлящий поток, в самый водоворот, пену, бьющуюся о камни, исчезла, будто потонула. На мокром камне, где только что сидела оляпка, появился серенький в мелких пестринках великовозрастный птенец, он покрикивает нетерпеливо, размахивает хвостиком и забавно приседает. Проходит несколько минут, и из пены выскакивает его мать, торопливо сует своему детищу корм, что-то кладет еще рядом и вновь бросается в бурлящий водоворот.