В мире насекомых с фотоаппаратом

В садочке пленник быстро пришел в себя, будто с ним ничего не случилось, отлично закусил зелеными листочками солянки и принялся тщательно и неторопливо облизывать свои большие лапки. Милая беспечность! Только что был в смертельной опасности и сразу же предался безмятежному обжорству.

Вскоре я наловчился разыскивать беспечных толстяков. Вечерами они, оказывается, забирались в кустики и нежно стрекотали. А так как растения располагались одно от другого на голой земле на большом расстоянии, то угадать, откуда неслась песня, не стоило особого труда. Впрочем, многие кузнечики неторопливо разгуливали и по земле, покрытой почерневшими на солнце камнями.

Но найти самок долго не удавалось. Еще более толстые и грузные, они отличались большой осторожностью. Первую из них я встретил в глубокие сумерки. Неловко, как автомат, переставляя свои большие светлые ноги и поблескивая длинным черным и загнутым, как сабля, яйцекладом, она направлялась на призыв одного из запевал. Она так же выразила энергичный протест пленению, испустив громкий скрипучий вопль и грозясь коричневой каплей желудочного сока. У самки на спине был такой же звуковой аппарат, как и у самцов: большая покрышка из сросшихся надкрылий и под ней розоватый комочек. Настоящая музыкальная шкатулка. Это было для меня ново!

Дома кузнечики набросились на капусту. Она очень им пришлась по вкусу и никогда не надоедала. Жили они хорошо. Верещали, если их брали в руки, иногда пели, хотя и не так хорошо и охотно, как в своей родной пустыне, а больше грубо и отрывисто. Быть может, это была вовсе и не песня, а выражение недовольства необычной обстановкой и протеста.

Очень было интересно разгадать сигналы кузнечиков, проследить, как поет самка. А если у них существует особый язык? Когда-нибудь это выяснит любознательные энтомологи.

Потом кузнечики зичии стали очень редкими. Очевидно, сказалась засуха, постигшая пустыню несколько лет подряд. И все же мне вновь удалось встретиться с кузнечиком зичией.

Вдали видна знаменитая Поющая гора, впереди — маленькая роща разнолистного тополя.

Мы путешествовали вокруг Балхаша. Как-то на ночлег пришлось переставить машину и лагерь с берега озера на ближайший высокий бугор подальше от комаров. Небо было чистое, ясное, но солнце зашло в темную полоску туч. Спать не хотелось в палатке, поэтому расстелили брезент и над ними натянули полог.

Темнело. Рядом с лагерем раздался какой-то стрекочущий звук. Казалось, будто крупное насекомое — цикада или стрекоза — запуталось в паутине и, пытаясь выбраться, трепещет крыльями. Но я прошел десять, затем двадцать метров, а звук все был впереди. Наконец, нашел: стрекот раздавался из маленького кустика солянки. Присел на корточки, пригляделся: у основания растения сидел мой старый знакомый пустынный кузнечик зичия, большой, толстый, с длинными корежистыми ногами-ходулями.

Осторожно я взял в руки медлительного и грузного кузнечика. Плененный певец, равнодушный к своей судьбе, не пытался вырваться из рук, не желая тратить лишней энергии на свое освобождение, но, очнувшись, выразил негодование длинной и громкой трелью, в дополнение к которой, как и полагалось, выпустил изо рта коричневую каплю желудочного сока.

Я осторожно опустил толстячка на прежнее место, и он принял это как должный исход нашего знакомства, пошевелил усами, полизал зачем-то лапки передних ног и как ни в чем не бывало вскоре же принялся прилежно распевать свои песни.

Ночь выдалась тихая и ясная, темно-фиолетовое озеро светилось под яркой луной и сверкало мелкими зайчиками. Но потом потемнело, нашли облака. Чуть покрапал дождик, подул сильный ветер. Он вырвал из-под постели марлевый полог и стал его с силой трепать.

На рассвете почудилось, что кто-то внимательно и долго разглядывает мое лицо. Приподнялся, оглянулся, надел очки. Рядом с подушкой лежала фляжка с водой. На ней важно восседал кузнечик зичия. Он не спеша размахивал своими черными усами, шевелил длинными членистыми ротовыми придатками, будто силясь что-то сказать на своем языке и, как показалось, внимательно разглядывал меня своими большими и довольно выразительными желтыми глазами. Сильный ветер слегка покачивал тело кузнечика из стороны в сторону, но он крепко держался на своих толстых шиповатых ногах.

Минут пять мы, не отрываясь, рассматривали друг друга.

Наконец, кузнечику, видимо, надоело это занятие и он, повернувшись, не спеша спустился с фляжки и степенно зашагал по брезенту прочь от нашей стоянки. Но вскоре остановился, помахал усиками, помедлил, потом возвратился обратно и вновь забрался на фляжку. И еще минут пять мы разглядывали друг друга. Может быть, наше знакомство и продолжалось дольше, да в ногах! зашевелился мой спутник фокстерьер и высунул из-под края брезента, под которым он улегся, свой черный нос.

На этот раз кузнечик решительно зашагал прочь в сторону кустика, возле которого и прошла наша вчерашняя встреча, будто робот, неторопливо и ритмично передвигая свои ноги.