В могиле не опасен суд молвы

Даффи процитировала книгу, которую маниакально перечитывает с тех пор, как еще лежала в коляске. Стоит ей дочитать до последней страницы, как она снова открывает первую. «Чувствуешь такой запах, такой привкус во рту, словно входишь в склеп дедлоковских предков[2]. Кар!»

«Кар!» – это из репертуара Даффи, не из Диккенса.

Свадьба Дитера и Фели, назначенная на июнь, была отложена из уважения к памяти отца. Имели место сцены с битьем посуды, сдиранием обоев, разрезанием обивки и тому подобное, но все тщетно.

– После смерти родителя назначается период глубокого траура продолжительностью шесть месяцев, – объявила тетушка Фелисити, выдавая свою приверженность армейским порядкам, хотя она должна храниться в глубокой тайне. – И ни днем меньше. Кричи сколько хочешь, ты не заставишь меня передумать.

И все тут.

То, что должно было стать периодом блаженства, превратилось в кошмар, когда нервозность, страх и гнев Фели победили здравый смысл, не оставив от него ни капли. Результатом стала серия ссор и примирений с Дитером, за которыми следовали приступы злобы, силе которых позавидовал бы Чингисхан.

Дитер выносил все это с непоколебимым спокойствием, но рано или поздно даже герои вынуждены отступить, чтобы зализать раны.

Так что мы в суматохе собрали чемоданы – все, кроме Доггера, который всегда готов ко всему, – и отправились в путешествие, которое должно исцелить нас.

Но все пошло наперекосяк.

К тому времени как мы смогли уехать из Букшоу, отец был мертв уже почти шесть месяцев. Казалось, особенно в начале, что Доггер потерял самую важную часть своей души. Но шли дни, и становилось все более очевидно – во всяком случае, мне, – что он обрел что-то более важное.

В последние несколько недель Доггер словно начал светиться. Это трудно описать, но я постараюсь.

Это выглядело не так, будто он только что побрился и намазался гвоздичным лосьоном, ибо Доггер выше подобных трюков.

Нет, у него словно начал отрастать нимб: бледное свечение, как на картинах средневековых святых, – вокруг них рисуют золотой ореол, словно на головы вышеупомянутым святым надели перевернутый чайник.

В Библии на самом деле нет никаких нимбов – равно как там нет кошек и баянов. Если вам нужны нимбы, придется поискать их в «Энциклопедии Британнике», они там находятся между нильтреугольной матрицей и нимоником. Как всем известно, настоящие нимбы, вроде тех, что можно наблюдать вокруг луны или солнца, являются результатом отражения и преломления света в ледяных кристаллах, находящихся в атмосфере. Но объяснения нимбам святых нет, хотя их можно легко представить в своем воображении. По крайней мере, я могу.

В случае с Доггером это было свечение, лучезарное сияние, которое снисходило на него очень постепенно. Я взяла на заметку, что надо каждое утро заходить на кухню и внимательно наблюдать за Доггером, только делать это осторожно.

У него порозовели щеки, и сначала я боялась, что это отравление дурманом или чума. Но поскольку Доггер прекрасно знает, как надо обращаться с Datura stramonium, растущим в горшке у меня в лаборатории, а Черную Смерть последний раз диагностировали в Англии в 1918 году, когда она унесла жизнь миссис Багг из Испвича, я решила, что происходящее с Доггером – исключительно к добру.

Таким образом, тем июньским утром Доггер, сидевший ровно по центру нашей лодки и решительно вонзавший весла в теплую мутную воду реки, был красив и здоров как никогда: просто как кинозвезда. Если бы это был фильм, а не реальная жизнь, Доггера играл бы Джон Миллз[3] с его понимающим прищуром и легкой улыбкой на фоне солнечного утра, как будто он уже знает, что ждет нас за поворотом. Может, так оно и есть.

– Ты уже бывал здесь, Доггер? – спросила я. – Имею в виду, в этой части реки?

– Много лет назад, мисс Флавия, – ответил он, – но это было в прошлой жизни.

Я поняла, что надо оставить эту тему.

Я рассматривала огромные убаюкивающие тени, отбрасываемые на воду церковным кладбищем.

Большинство людей никогда не задумываются, почему места последнего упокоения всегда изобилуют зеленью. Но если бы они задумались, их лица, может быть, приобрели бы такой же оттенок, как эта трава, потому что под живописным мхом и лишайником, под обветренными камнями, под землей медленно побулькивает кипящий химический котел, в котором, благодаря химии, наши предки и соседи возвращаются к своему Создателю.

«Из праха мы созданы, в прах и обратимся», – гласит Библия.

«Прах к праху, пыль к пыли», – говорит Книга общих молитв.

Но обе эти книги, написанные с неплохим вкусом, не упоминают ни о вонючем желе, ни о жидкой или газообразной стадиях, которые мы проходим, перед тем как оказаться в великом ничто.

Обычное кладбище – это первоклассная мясорубка.

Шокирующая правда, да?

В старом выпуске «Иллюстрированных лондонских новостей», который я нашла под диваном в гостиной, рассказывали, что в качестве средства для размягчения мяса теперь рекламируют сок папайи.