Читаем В море погасли огни полностью

Интендант Макаров оказался расторопным человеком. Без всяких возражений он отправился со мной на Петровскую пристань.

Проходя через сад, затененный огромными дубами, кленами и серебристыми тополями, мы остановились перед памятником Петру Первому, сооруженному ровно сто лет назад.

«Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота, аки наипервейшее дело», — прочитал я петровский завет.

Сумеем ли мы его выполнить? Опасность, нависшая над Кронштадтом и Ленинградом, видно, не убавилась. Артиллерия кораблей и фортов продолжала бить по побережью. От частых залпов, сотрясающих воздух, осыпалась листва с деревьев и, кружась, падала на землю.

У пристани стоял небольшой железный катер. На нем мы и отправились на розыски баржи шхерного отряда.

В заливе виднелось много разномастных барж, они были рассредоточены по всему плесу. Небольшие деревянные баржи стояли на отмелях, выпустив вверх аэростаты, а большие железные покачивались на якорях на изрядном расстоянии друг от друга.

— В них снаряды и бомбы с прибалтийских баз, — объяснил Макаров. Близко во время обстрела лучше не подходить.

Ветер вздымал небольшую волну, но мы его не чувствовали. Мне стало жарко. Расстегнув ворот кителя, я в бинокль разглядывал каждую баржу.

СБ-1 мы нашли на восточном рейде. Она стояла на якоре. По борту ходил часовой с винтовкой.

— Кто идет? — окликнул он, становясь наизготовку.

— Свои, — ответил Макаров и, не обращая внимания на протесты растерявшегося часового, приказал рулевому подойти к борту.

Зацепившись крюком за баржу, я увидел выглянувшего из трюма пограничника со «шпалой» в петлицах.

— Здесь типография шхерного отряда? — спросил я у него.

— Здесь, — отозвался пограничник. — И не только типография, но и вся редакция. Наконец-то вспомнили. Мы вас давно ждем.

— Меня не укоряйте, — остановил я его. — К Пубалту имею такое же отношение, как и вы. В Кронштадте и суток не пробыл. Мне приказано принять имущество газеты, а вас отослать в отдел печати.

— Ну что ж, принимайте, — огорченно сказал он. — Всегда так, сработаешься с людьми, а тебя сразу в другое место.

Он провел меня по шаткому трапу в свой отсек баржи. Там на грудах бумаги сидели три девушки в тельняшках и черных юбках, подпоясанных широкими матросскими ремнями. Две из них при свете лампочки разбирали шрифт и раскладывали по ящикам кассы, третья что-то писала. При нашем появлении они встали и вытянули руки по швам.

— Садитесь, — с досадой сказал редактор. — Я же вам говорил, что во время работ начальство не приветствуют. — И, обратясь ко мне, добавил: — Вот видите — на барже два номера газеты выпустили.

— А где отпечатали?

— На этой «американке», — показал старший политрук на небольшой печатный станок, установленный в углу.

— А других типографских машин вы не вывезли?

— Нет. Для походной редакции и этой достаточно. Зато шрифтов у нас много. Да что я рассказываю… Вот список редакционного имущества. Проверяйте.

И он протянул мне развернутый лист бумаги. Занявшись проверкой, я натолкнулся на четыре кучки гранат и патронов.

— Мое войско вооружилось, — смущенно ответил старший политрук. — Ждали нападения катеров. Решили живыми не сдаваться.

Одна из девушек вдруг поднялась и спросила:

— Товарищ старший политрук, разрешите обратиться?

— Обращайтесь.

— Мы просим послать нас на сухопутный фронт. Надоело на этой проклятой барже сидеть.

— Теперь с рапортами не ко мне, а к другому старшему политруку, объяснил редактор, указывая на меня. — Вы перешли в его подчинение… Как он решит.

Девушка решительно шагнула ко мне и протянула три рапорта.

— А что вы на фронте намерены делать? — спросил я.

— Здесь на барже мы оказывали первую помощь раненым. И видно, не плохо, врач похвалил. Кроме того, мы стрелять умеем.

— А в редакции работать больше не желаете?

— А кому нужна будет теперь газета, на закрутку что ли?

— Понадобится в любом случае. Без газеты не обойтись.

— А у нас здесь даже курящие не брали. Говорят, бумага толстая.

— Значит, плохую газету выпускали.

— Как плохую? — захорохорился редактор. — Сам последние сводки по радио принимал, свежими печатал.

— Да не в укор вам, — поспешил я успокоить его. — Просто объясняю, какой газета должна быть в принципе.

— Все равно хотим на фронт, — продолжали твердить свое девушки.

Их упрямство вывело меня из терпения, и я строго заметил:

— А с дисциплиной у вас неважно дело обстоит. Военные люди находятся там, куда их ставят. Понятно? Где вы их взяли? — спросил я у редактора.

— В Выборге мобилизовали… двух наборщиц и корректора. До этого военной службы не проходили. А насчет дисциплины вы правы, есть распущенность.

— Остаетесь в типографии, — сказал я девушкам. — А если понадобимся на фронте, пойдем вместе.

Девушки обиженно умолкли и стали укладывать свои вещи.

В редакционный отсек спустился и интендант Макаров. Он уже успел облазить всю баржу и пришел не одни, а с хитроватым техником — интендантом шхерного отряда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии