В море погасли огни (блокадные дневники)

Капитана сбросило с мостика взрывной волной. Началась неразбериха. Пробоину никто не заделывал. Какие - то моряки бросились на талях спускать шлюпки, переполненные людьми. Делали это столь неумело, что, коснувшись воды, шлюпки переворачивались. Тонущие хватались друг за друга, захлебывались, кричали...

В воду полетели спасательные круги, пояса... Бросали их кому вздумается и так бестолково, что на транспорте почти не осталось спасательных средств.

Начали сталкивать в воду большие плоты. Не рассчитывая попасть на них, я спустился в трюм и раздобыл длинную доску. Стоило вынести ее наверх, как в доску вцепились какие - то пехотинцы и стали вырывать ее у меня. Возмутясь, я зычно заорал на них:

- Прекратить панику... Отпустить доску!

Приказной тон подействовал магически. Военные, видно, жаждали услышать команду, потому что сразу вытянули руки по швам.

Почувствовав, что они ждут моих распоряжений, я строго сказал:

- Доску сбрасываю я. Вы прыгайте рядом. Как только ухватимся - полным ходом плывем в сторону. Кто держится левой - гребет правой рукой. И наоборот. Ясно?

- Ясно, - хором ответили пехотинцы.

Нос нашего транспорта все больше и больше погружался. Крен становился опасным. Я бросил доску и вместе с пехотинцами прыгнул за борт... Вцепясь в доску, мы полным ходом поплыли в сторону от тонущего судна. Моя команда работала усердно: гребли не только руками, но и ногами молотили, что было силы.

Отплыв на изрядное расстояние, мы остановились отдохнуть. И в это время увидели, как вздыбилась корма транспорта. Судно почти встало на попа и... с грохотом, звоном упало плашмя.

Поднялась гора вспененной воды и брызг. Когда она опала, то на поверхности крутились только обломки. Транспорт наш ушел на дно.

По недавнему опыту я знал, что одиночек спасают в последнюю очередь, поэтому предложил своим парням плыть к плоту, на котором виднелись люди.

Плыли мы не спеша, чтобы не расходовать попусту силы.

На плоту ничком лежали несколько раненых в мокрых кровоточащих повязках и женщины, не умеющие плавать. Вокруг из воды торчали головы и голые плечи десятка мужчин, державшихся за края плота.

Все вползти на плот не могли, под нашей тяжестью он ушел бы под воду. Видно, от нервного напряжения я стал необыкновенно болтлив: подбадривал не умевших плавать, поучал, как действовать державшимся за плот, словно был специалистом по кораблекрушениям. И меня люди слушались. Что им оставалось делать?

Дрейфуя, мы подбирали спасательные круги, обломки бревен. Приспосабливали их так, чтобы удобней было держаться на воде.

Плавали мы долго, а помощь не приходила. В стороне виднелись черными точками одиночки, имевшие спасательные пояса. Они не стремились сблизиться с нами, боясь, что кто-нибудь повиснет на них.

Пролетавший самолет сделал один заход, из пулеметов обстрелял плававших и улетел дальше.

Вода в море была холодной. Пальцы, державшиеся за бревна и доски, уже с трудом разгибались. Ноги становились деревянными.

Я видел, как некоторые товарищи по несчастью начинают дремать на зыбкой волне.

- Товарищи, не засыпать! - призвал я. - Шевелите пальцами и бейте ногами по воде. Хоть немножко согревайтесь.

Но не все вняли совету. Равнодушие уже охватило слабых. Им не хотелось нарушать блаженного забытья. Засыпая, люди расслабляли руки, опуская их, и незаметно погружались в воду. Глянешь, а на том месте, где виднелась сникшая голова, уже нет никого. Пустота.

Часа через два мы услышали стук моторов и увидели вдали мачты двух шхун.

- К нам идут... к нам! - сипло выкрикнул я. И вот тут что - то со мной произошло. Видимо, я потерял сознание.

Очнувшись, я увидел борт шхуны и толстый канат перед глазами. Я ухватился за него. Но пальцы не сгибались. Когда канат потянули, он выскользнул из моих рук.

Со шхуны мне крикнули:

- Обвяжи канат вокруг пояса!

Я обмотал себя канатом и кое - как закрепил конец над плечом.

Меня вытянули из воды и оставили отлеживаться на палубе, так как вся команда была занята спасением других.

Отдышавшись, я принялся стягивать с себя прилипшие холодным пластырем штаны и фуфайку. С трудом освободившись от них, ползком добрался до моторного отделения, откуда веяло машинным теплом. Здесь мне налили полкружки водки. Я выпил ее залпом и лег. Но ничто не могло согреть меня, зубы стучали и озноб сотрясал все внутри.

Когда я несколько успокоился, то почувствовал тупую боль в боку, ломоту и саднящий зуд в ногах. Я, видимо, поранился, плавая в обломках.

Все дальнейшее происходило как в бреду. Ночью комиссар судна втолкнул вниз рыжего эстонца - шкипера шхуны - и сказал:

- Стерегите этого подлеца. Он нарочно ходил вокруг Гогланда, надумал удрать в Таллинн. Видите, у него там семья! А у нас будто нет ни детей, ни жен. Кто тут знает штурманское дело?

Среди спасенных был второй штурман с транспорта. Его увели наверх. Вскоре наша шхуна вошла в бухту Гогланда. Здесь арестованный шкипер заплакал. Он понял, что теперь не скоро попадет домой. А мы обрадовались суше. И поспешили на остров. Теперь обсушусь и отправлюсь дальше. Я коренной ленинградец. МОРЯКИ ПОКИДАЮТ КОРАБЛИ