В море погасли огни (блокадные дневники)

"Каэмка" подошла к берегу. Выхватив пистолеты, мы выбрались на гранитный парапет, соскочили на панель и группой устремились к угловому дому.

У ворот нас встретила дежурная - пожилая женщина с противогазом на боку и красной повязкой на рукаве.

- Кто у вас с крыши сигналит? - заорал на нее батальонный комиссар, размахивавший наганом. Дежурная испуганно начала оправдываться:

- Я не отходила... Я все время тут. На крыше другие дежурят.

Узнав, по какой лестнице попадают на крышу, мы, перескакивая через несколько ступенек, взбежали наверх и прошли на чердак.

Там над ящиком с песком едва светился фонарь "летучая мышь". Две бледные девицы, прижавшись к стояку, с тревогой прислушивались к вою моторов и грохоту зениток.

- Дежурные! - окликнул батальонный комиссар. - Кто у вас тут был?

. - Минька дворничихин. Он никого не слушается... По крыше ходит.

В чердачное окно мы взглянули на крышу. Невдалеке, почти на краю ската, стоял небольшой парнишка и, чем - то размахивая, восторженно вопил:

- Сбили... Наши сбили! Вон горит и падает! Его лицо, озаряемое вспышками разрывов, сияло. А что он держал в руках, разобрать было трудно.

- А ну, давай сюда! - грозным голосом приказал батальонный комиссар.

- Чего? - не расслышав, переспросил парнишка.

- Марш сюда, говорят!

Когда парнишка приблизился, батальонный комиссар схватил его за руку и потребовал:

- Показывай, что у тебя!

Но у парнишки в руках была не ракетница, а железные клещи для обезвреживания "зажигалок".

- Кто с вашей крыши ракеты пускал?

- Никто. Я тут один. Это вон с той, - начал оправдываться парнишка, показывая на соседнюю крышу. - Там дядька за трубой сидел. Он в кулак курил, а потом пулять начал... Я думал - по самолетам.

Мы стали вглядываться в крышу затемненного здания. Но разве наводчик станет ждать, когда придут за ним и схватят. Он, конечно, исчез.

Велев ребятам немедленно сообщить в милицию о ракетчике, мы вернулись на катер и двинулись вниз по Неве.

В городе возникло много пожаров. Небо над нами постепенно розовело, а на востоке оно стало багровым.

Затемненный катер шел с предосторожностями, чтобы в темноте не наткнуться на встречное судно.

Простор залива встретил нас громовыми раскатами. Одновременно стреляли из тяжелых орудий Кронштадт, форты и корабли. Впереди то и дело мелькали оранжевые вспышки. Жерла орудий изрыгали воющий, визжащий, сотрясающий воздух металл. Огромный купол неба исчертили огненные траектории. Артиллерия северных фортов палила в сторону реки Сестры, а Кронштадт и корабли - по Петергофу и соседним пригородам.

- Ну и бьют! - сказал кто - то за моей спиной. - Снарядов не жалеют. Видно, немцы сильно прут. Сколько их намолотили, а все не остановить.

Вскоре мы вошли в зону такого невообразимого грохота, что не слышали собственных голосов.

Я посмотрел в сторону Ленинграда. Налет авиации продолжался, В небе метались лучи прожекторов. Пожары не унимались, над городом стояло зарево.

Наш катер, стороной обходя стреляющие корабли, лавируя между транспортами и баржами, сигналя постам наблюдения, миновал Морские ворота и доставил нас в Итальянский пруд к штабной пристани.

Затемненное здание штаба снаружи казалось необитаемым. Под синей лампочкой я заметил часового в каске. Он жестом показал, куда нужно идти.

В вестибюле тоже стояли часовые с полуавтоматами, а у телефонов сидели строгие старшины.

Интендант с тремя серебристыми нашивками, проверив наши предписания, коротко сказал:

- Проходите.

Оставив чемодан в закутке раздевалки, я отправился разыскивать второй отдел политуправления.

В тускло освещенный коридор доносился стрекот пишущих машинок, громкие голоса оперативников, диктующих приказы, звонки телефонов, какое - то гудение, дробный стук ключей радистов. Висел слоистый табачный дым.

В комнатах политуправления взлохмаченные инструкторы сидели в расстегнутых кителях. Одни принимали по .телефонам донесения, другие сами печатали на машинках сводки, третьи, зарывшись в бумаги, что - то писали. Я обратился к инструктору по печати, который, чуть ли не водя носом по узкой полоске бумаги, вычитывал гранки воззвания моряков к ленинградцам. Оторвавшись от чтения, он некоторое время близоруко смотрел на меня и не понимал, чего я от него хочу, а постигнув, неохотно поднялся и сказал:

- Пройдем к полковому комиссару.

Он провел меня в небольшую комнату к начальнику второго отдела Добролюбову. Полковой только что вернулся с фронта и был возбужден.

- Писателю не здесь, а на Пулковских высотах следовало быть! воскликнул он.

- С охотой, но... меня послали сюда.

- Это не к вам лично. Но стоило бы посмотреть, как герой гражданской войны Клим Ворошилов у Пулковских высот с моряками в атаку ходил!

Эта весть не вызвала у меня восторга.

- Неужели так плохи наши дела, что главнокомандующий вынужден ходить в атаку? - с тревогой спросил я.

Мой вопрос смутил полкового комиссара, он поспешил отпустить инструктора и, когда мы остались вдвоем, доверительно сообщил: