В море погасли огни (блокадные дневники)

"Ничего, - писал Воронин. - Никто с берега нам не просигналил. А катера ходили далеко. До каменных ряжей мы добирались три часа. Бойцы дальше идти не могли. Я повытаскивал их из воды и уложил на камни. А сам, велев им ждать, ушел за помощью. По воде я добрался до передового окопа Ораниенбаумского "пятачка". Там наши моряки оказали мне помощь и на катере отправили в Кронштадт".

- Что сталось с вашими товарищами?

"За ними ушли бойцы береговой обороны. Нашли их или нет, я не знаю, так как отбыл в госпиталь".

Работник штаба велел Воронину расписаться на каждой страничке и спрятал мой блокнот в свою сумку.

Ночью, кроме кроншлотских разведчиков, еще высаживалось несколько групп из Кронштадта и Ленинграда. И всех их постигла неудача. Противник, боясь нападения, чуть ли не через каждые пятьдесят метров выставил в секретах пулеметчиков и ракетчиков с автоматами. Гитлеровцы были бдительны, не смыкали глаз всю ночь.

Надо было придумать что - то необычное, чего противник не мог предвидеть. Поступило несколько предложений, но лишь одно попытались осуществить. Позже, призвав на помощь воображение, я написал об этой операции рассказ. МОРЖ УПЛЫВАЕТ В РАЗВЕДКУ

В строевой и хозяйственной команде островка политруком был старый ленинградец Николай Бочкарев. Работал он с рассвета дотемна, а когда в бухточке скапливалось много катеров, то и ночью поднимал людей на аврал и сам становился в баталерке к весам.

Спал политрук меньше других, но всегда имел бодрый и даже какой - то лучезарный вид. Этому, конечно, немало способствовали утренние купания. В любую погоду Бочкарев в одних трусах, накинув на плечи только полотенце и шинель, спускался по каменистому откосу к морю, оставляя одежду на валуне, и не спеша входил в воду, окунался и плыл. Ни ветер, ни град, ни стужа не могли остановить его. Поплавав в ледяной воде, он на берегу спокойно растирал полотенцем тело до красноты, на несколько минут забегал в свою каюту в домике у поста наблюдения и выходил завтракать в хорошо отутюженных брюках, опрятном кителе и ботинках, надраенных до зеркального блеска.

Его купания не нравились строевику Грушкову. Однажды в кают - компании он при всех сказал политруку:

- Баловством занимаетесь во время войны. А вдруг простудитесь или ревматизм, что тогда? - Подумают - нарочно плавал. За это и в трибунал угодить можно. Так что советую прекратить плаванье и не соблазнять других.

- Вы что - всерьез? - спросил удивленный Бочка - рев. - Плаванье на флоте не запрещено.

И политрук продолжал купаться по утрам.

Когда понадобились разведчики, Грушков вспомнил о нем и как бы невзначай спросил у начальника штаба:

- А почему бы вам не послать в Петергоф Бочка - рева? Довольно ему холодной водой баловаться, пусть на деле покажет свою закалку.

- Верно, - обрадовался начштаба. - Вплавь можно незаметно проникнуть. Спасибо, что подсказали. Пришлите мне Бочкарева.

Политрука разыскали в кубрике. Он проводил беседу. Пришлось прервать занятие и пойти к начальству. В штабе Бочкареву объяснили, какие трудности надо преодолеть, и предложили до наступления темноты продумать план ночной разведки.

Вернувшись в свою тесную комнату, политрук расстегнул воротник кителя и, потирая ладонью лысину, принялся вслух рассуждать:

- Что я им придумаю? Ишь хитрецы: "Надеемся на смышленость питерца". А вы знаете, что питерец никогда подобными делами не занимался? Слесарил себе в механосборочном, заседал в партийном бюро да баловался зимним купанием в клубной секции "моржей".

Бочкарева не пугал риск предстоящей разведки. Но хотелось задание не провалить и оставить хоть какой-нибудь шанс на спасение.

За его окном топтался рыжеватый пушистый голубь, круглый, как шар, с розовым клювом и розовыми ножками. Он склонил голову набок. Глаз его был в золотистых кружочках. Рыжий в полдень прилетал сюда поживиться крошками. Он и сегодня ждал гостинца.

- Эх, брат, позабыл я про тебя, ничего не захватил, - сожалея, сказал политрук. - Что, голодновато становится? Нечего клевать? Боюсь, что скоро тебя с Сизухой ощиплют и в общий котел отправят.

Бочкарез порылся в тумбочке и, найдя обломок печенья, высунул руку за форточку и стал крошить его на подоконник.

Видя, как голубь жадно хватает крошки, он подумал: "А ведь ты, Рыжик, можешь мне пригодиться! Ра - чию с радистом не надо брать, и связь будет надежней. Ты верен своей Сизухе, обязательно в гнездо вернешься. Выходит, я зря ругал старшину Кургапкина".

Голуби на островке никому не мешали. Они жили на чердаке главного здания и кормились у камбуза. Правда, их недолюбливал санинструктор и называл "грязной птицей". Но и он только грозился перестрелять голубей, а сам ждал решительных действий от других.