В море погасли огни

Со всех сторон завыли сирены. На Кронштадт надвигалась очередная туча самолетов. Понимая, что им незачем бомбить Кроншлот, я не ушел в укрытие.

Загрохотали зенитки кораблей. В небе перед самолетами запрыгали белые мячики разрывов.

— Ура! Попали! — закричал краснофлотец, остановившийся рядом со мной.

Один из «юнкерсов», задымившись, вышел из строя. Он метался, чтобы сбить пламя, но ярко вспыхнул и упал в море.

Остальные же бомбардировщики, несмотря на ураганный заградительный огонь, продолжали двигаться по курсу. Только у Кронштадта они разделились на несколько групп и стали заходить на пикирование.

Я видел, как зенитчики линкора «Марат» усилили огонь. Вверх, навстречу пикировщикам, понеслись цепочки огненных трасс…

Послышались взрывы бомб где-то у подплава. И вдруг на носовой палубе «Марата» вспыхнул слепящий огонь… Вверх взвилось острое пламя и рассыпалось искрами… На Кроншлот накатился двойной взрыв.

Как на экране я увидел медленно поднявшуюся носовую башню линкора с тремя двенадцатидюймовыми пушками и отделившуюся от корабля фок — мачту, с ее мостиками и площадками, сплошь облепленную людьми в белых робах… Фок мачта переломилась на несколько частей и вместе с башней рухнула в воду. Взметнувшиеся брызги, пар и дым обволокли корабль…

Я невольно зажмурился. А когда вновь открыл глаза, то увидел осевший на грунт линкор с начисто оторванным носом. На нем не было ни кривой трубы, ни толстенной фок — мачты, ни передней стальной башни с тремя пушками. Корабль парил, а вокруг него вода кишела плавающими людьми.

Кроншлотцы, узнав о взрыве на линкоре, выскочили из укрытий. Но чем мы могли помочь маратовцам? Только несколько человек, вскочив на рейдовый катер, помчались спасать тонущих.

Воздушный налет продолжался. В бой опять вступили шесть наших ястребков. Они сбили несколько пикировщиков, но разве этим восполнишь потери? Настроение у всех подавленное.

Совещание политработников было коротким. Я решил проведать свое «войско», оставшееся в Кронштадте.

На рейдовом катере, под сильным обстрелом, мы добрались до Петровской пристани. Там несколько линкоровцев переносили с баркаса трупы товарищей и укладывали в кузова грузовиков.

Многотиражку на «Марате» редактировал кинодраматург Иоганн Зельцер. Всего лишь несколько дней назад я видел его в Пубалте. Шутя он похвастался, что во время тревог находится на самом высоком месте, в зенитном расчете на фок-мачте. Фок-мачта затонула. Куда же делся Зельцер?

Я спросил у мичмана, руководившего похоронной командой, не знает ли он о судьбе редактора многотиражки.

— Слышал… Политотдельцы говорили… в подъемнике застрял. И до верха не добрался, — ответил линкоровец и вдруг разрыдался. — У меня там такой друг погиб, что в жисть не найдешь.

Тут же я узнал, что «Марат» несколько дней назад в Морском канале уже пострадал от обстрела и бомбежки. У Усть-Рогатки его ремонтировали рабочие Морзавода. Перед обедом они все собрались в Красном уголке. Немецкая бомба угодила прямо в снарядный погреб. От взрыва сдетонировавшего боезапаса и оторвало линкору нос. Все, кто был в этой части корабля, погибли.

В типографии я застал лишь половину своего «войска», На узлах, засыпанных обломками штукатурки, лежали в шинелях девушки и дремали. При моем появлении они даже не поднялись.

— Когда вы нас заберете? — спросила корректор. — Лежим второй день без дела… И погибнешь неизвестно за что. Нынче думали, потолок рухнет, всех засыпало.

— Сегодня постараюсь забрать. А где мужчины?

— Ушли за сухим пайком. Опять ни обеда, ни ужина, — пожаловалась Тоня. — Хоть бы в поварихи взяли.

Я отправился к Белозерову и не ушел от него, пока он не выделил пятитонку и команду грузчиков.

Нам удивительно повезло: за пятнадцать минут шоферы успели доставить имущество на пристань, а там — сгрузить на готовый к отходу катер. Когда одновременно начался обстрел и воздушный налет, мы уже были в бухте Кроншлота.

Здесь краснофлотцы поставили «американку» на деревянные салазки и затащили в самую глубь подземного каземата главного здания.

Я думал, что мрачные стены каземата вызовут уныние у девушек, а они, очутившись в тиши толстенного подземелья, повеселели.

— Ой, как здесь хорошо, словно в глубоком тылу очутились! оглядевшись, воскликнула Рая Справцева. — Сюда осколки не влетят. Даже стрельбы не слышно.

— Теперь меня отсюда и на обед не выманишь, — призналась Тоня Белоусова. — Думалось, пришел конец жизни, ан нет, поживем еще!

Практичная Катя Логачева спросила у меня:

— А где здесь койки или топчаны достают?

Она решила не на день, не на два обосноваться в каземате.

— Обойдемся без коек, — поспешила сказать Тоня, боясь, что я их отправлю в кубрик, приготовленный на третьем этаже. — На фанеру матрацы положим.

Парни тоже не захотели поселиться в кубрике.

— Мы где-нибудь сбоку, за «американкой» устроимся, — сказал печатник Архипов. — Мне ведь вручную придется печатать, а в кубрике не выспишься: то по тревоге поднимут, то на погрузку пошлют.

— Мне там писать негде будет, — вставил Петр Клецко. — Да и дежурить заставят…