В море Травкин

Но что это? Пьеса кончилась, а всех попросили задержаться. На сцену вышел старший политрук — представитель политотдела базы. Его лицо сияло радостью.

— Сегодня, 18 января, — объявил он, — соединились войска Ленинградского и Волховского фронтов. Прорвана вражеская блокада. Неделя понадобилась советским бойцам и командирам, чтобы сокрушить «неприступную», «железную» вражескую оборону. Ленинград снова связан с родной страной по суше…

Травкин пришел в казарму, где жили его подчиненные, и сообщил им о прорыве блокады Ленинграда. Моряки стали поздравлять друг друга.

— Жаль, без нас обошлось, — заметил кто-то.

— Разве? — спросил Травкин. — А то, что гитлеровцы недосчитались потопленных нами транспортов и не было среди обороняющихся тех пушек, танков и солдат, что мы потопили, не участие? Ускорим ремонт, скорее в общее наступление включимся.

Иван Васильевич не случайно сказал о ремонте. Командование бригады не скрывало от командира «Щ-303», что его лодку собираются в новой навигации использовать среди первых, торопило с работами.

С этим было связано и появление на «щуке» старого знакомого Ивана Васильевича начальника Кронштадтского морского завода инженер-капитана 2-го ранга Волосатова.

— Вот получил указание форсировать ремонт вашей лодки, — сказал он Травкину.

— Ну и как?

— К сроку все сделаем. Вы наш рабочий класс знаете. Все же трудновато придется. Многие на фронт ушли. Дети-ремесленники на многих участках работают. Норму выполняют, а в обеденный перерыв в игрушки играют. Без ваших матросов, одним словом, туго придется. Давайте вместе дело двигать.

— Давайте, не впервой же!

В феврале в связи с 25-летием героического «Ледового похода» кораблей Балтийского флота из Прибалтики и Финляндии, где они базировались, в Кронштадт на кораблях и в береговых частях прошли политинформации и беседы об этом выдающемся в истории флота событии. Травкин был знаком с командирами старшего поколения, участниками беспримерного в биографиях флотов всего мира перехода, не раз встречался с ними, слушал выступления, выступил и сам.

В 1918 году немецкие империалисты решили захватить наши корабли и суда в Гельсингфорсе, Ревеле и других базах в восточной части Финского залива. Международный империализм рассчитывал лишить Советскую страну флота, нанести этим непоправимый удар обороне Петрограда. Уверенные в полном успехе, оккупанты везли с собой даже немецкие флаги, чтобы поднять их на русских кораблях.

По личному указанию В. И. Ленина в феврале — марте из западной в восточную часть Финского залива перешло 211 кораблей. Среди них 6 линкоров, 5 крейсеров, 54 эскадренных миноносца, 12 подводных лодок. Их провели через широкие ледовые поля и метровые торосы не имевшие опыта плавания в таких условиях моряки. Именно энергией и самоотверженностью матросов и командиров был спасен Балтийский флот.

Тогда в 1918-м, черноморцы были вынуждены взорвать свой флот. Балтийцы сохранили, что имело впоследствии решающее значение для морских сил Советского государства. В период гражданской войны и после нее Балтика смогла обеспечивать другие флоты и флотилии кораблями, техникой, кадрами…

Краснофлотцы «щуки» смеялись, когда узнали, на какие только ухищрения не шел коварный враг, чтобы отсрочить выход кораблей и судов и захватить их.

В базу флота, в которой стояли эсминцы «Гарибальди», «Изыльметьев», дивизион тральщиков и госпитальное судно «Ариадна», в глухую темную ночь привезли три вагона под пломбами. На корабли враги сумели передать: «Вагоны с коньяком, в таможенной — бочки с вином, бутылки с шампанским». Это сообщение сопровождалось призывами: «Пей, братва! Гуляй, братишки!» Команды обоих эсминцев собрались на митинг и решили: выставить к вагонам и к таможенной караул, после подъема флага приступить к уничтожению спиртного.

Утром вагоны вскрыли, увидели коньяк со шведской короной — не поскупились враги революции. Моряки стали вытаскивать ящики из вагонов и бросали бутылки в левый борт стоявшего поблизости госпитального судна. Экипажи «Гарибальди» и «Изыльметьева» соревновались, кто больше разобьет бутылок, скорее утопит в море злодейские планы врагов.

Картина уничтожения спиртного привлекла немало зрителей из местных жителей. Рабочие-финны одобрительно говорили: «Матрос оказался трезв и крепче гранита, бьет о судно бутылки с коньяком. Матрос ценит свою революцию и не отдаст корабли».

В беседах и мыслях о «Ледовом переходе» революционное прошлое переплеталось с боевым настоящим, оно не только звало балтийцев «шагать левой», как писал В. Маяковский, в ногу со старшим поколением, но и обогащало их опытом преодоления льдов, что пригодилось в 1944 году при перевозках войск для прорыва блокады Ленинграда со стороны Ораниенбаума и перехода той же зимой финскими шхерами.

Первый весенний день 1943 года стал памятным и для И. В. Травкина, и для всех балтийских подводников. Вечером, когда зазвучали позывные Москвы, Иван Васильевич подошел к репродуктору. Краснофлотцы предложили ему табуретку, отказался: «Хочу еще подрасти». Так стоя и слушал сообщение: