В море Травкин

А пока гремели раскатистые взрывы, лодку раскачивало и швыряло, гас свет. Сбились механизмы заполнения цистерн. Лодка, словно оглушенная взрывом, измученная рыба, клонилась на нос, тяжелела. Но запустить откачивающую воду помпу было нельзя: шум выдал бы место корабля. Травкин приказал всем свободным морякам перейти в корму. Словно колеблющаяся чаша весов, поднялся нос лодки, и она выровнялась. Иван Васильевич подумал, что вот так колеблются на весах их жизни и судьбы. Но не надо быть фаталистом, важно бороться за жизнь и делать свою судьбу самим. Своими руками и разумом.

Он положил лодку на грунт, обошел посты. Так и сказал морякам:

— Всем замереть, приструнить нервы.

«А себе? Себе и труднее, и легче. Ведь крепче стал за время войны, вжился в нее. Кажется, научился глубже анализировать и, несомненно, терпеливо ждать. Спокойнее и легче переношу бессонные ночи, бомбежки, жару и холод, многими часами могу не курить, а могу выкурить три папиросы подряд. Приобретены выдержка и опыт. Впрочем, копаться в своей душе времени нет…»— размышлял Травкин.

Вражеские корабли продолжали сбрасывать бомбы. Но взрыватели устанавливались неточно или, возможно, глубины здесь оказались больше, чем на вражеских картах. Во всяком случае, бомбы рвались над лодкой, только осколки глухо стучали, падая на палубу.

Наконец, шум винтов стих. На лодке замерли. Полная тишина, никто даже не разговаривал. Чтобы при ходьбе не шуметь, матросы обмотали ноги тряпками, накрыли ветошью палубу. Давало о себе знать наступающее удушье. Уснул электрик Савельев. На губах выступила розовая пена. Даже фельдшер Андреенков, человек закаленный, бессмысленно бродил по отсеку. Уперся в закрытую дверь, снова лег.

«Когда задохнутся люди? — подумал Травкин. — По расчетам, это должно было случиться через трое суток пребывания на глубине. А идут уже четвертые. И некоторые держатся бодро. Например, в дизельном отсеке Ильин. Замполиту Цейшеру невзгоды тоже вроде нипочем. Распределил, чтобы основные вахты на постах несли коммунисты…»

Во второй половине дня акустик услышал шум винтов. Уходили два корабля. Но все ли противолодочники ушли? Травкин зашел в гидроакустическую рубку. Васильев рассказывал опытному Мироненко, как он воспринимал бой:

— Слышу, как катятся бомбы по палубе катера, падают, шипят в воде. Сейчас взрыв! Тогда я сбрасываю наушники, чтобы не оглушило, а потом снова надеваю и слушаю.

— Правильно, я же говорил, чтобы ты мой горький опыт использовал, и с ушами все в порядке будет.

Травкин взял у акустика наушник. Было тихо. Он приказал готовиться к всплытию, откачивать из уравнительной цистерны воду. Делать это с перерывами, слушать, не привлек ли шум насоса вражеские корабли. Когда откачали семь тонн воды, командир «щуки» приказал всплывать и двигаться малым ходом назад. Но тут новое испытание: лодка не отрывалась от грунта. Дали средний ход. Задрожали переборки, запрыгали стрелки приборов. Только показания глубиномеров оставались прежними.

Бывает так: на илистом грунте засасывает лодку, не сразу оторвешь. Что же предпринять? Полностью осушили уравнительную цистерну, откачали часть воды из дифферентных, работали электродвигатели, но лодка не двигалась, словно держал ее щупальцами гигантский спрут. Травкин приказал еще раз все проверить. Оказалось, что тубусы[2] входных люков залиты водой. Произошло это потому, что из-за близких взрывов потекли верхние крышки люков. Эту воду вместе с лодкой тоже предстояло поднять на поверхность. Иван Васильевич решил пожертвовать почти всей питьевой водой, откачав ее за борт.

Когда, наконец, всплыли, увидели залив, на котором не было ни морщинки, и безоблачное тихое небо. Оба берега хорошо просматривались. Вдали виднелись вражеские катера ПЛО. К счастью, лодку они пока не увидели. Начали зарядку батареи под увеличенной силой тока, так называемую форсированную. Травкин послал командующему флотом телеграмму об обстановке на корабле, о том, что прорваться через вторую линию заграждений не удалось.

Все же в прозрачной белой ночи вражеские корабли заметили «щуку» и, открыв артиллерийский огонь, устремились к нашему кораблю. Бомбили они в стороне, точное место лодки не засекли.

Три ночи «щука» пыталась зарядить батарею, и каждый раз корабли противолодочной обороны противника загоняли лодку под воду. Таял запас электроэнергии. Моряки давно не пробовали горячей пищи, не кипятили чай. Выдача пресной воды была тоже ограничена.

На корабле получили приказ возвращаться в Кронштадт, но чтобы сделать это, следовало зарядить батарею. Травкин работал в тесном контакте с людьми. Хотя лодка разбита на отсеки, они изолированы друг от друга. Моряки всегда ощущали незримое присутствие рядом командира. На многое они смотрели его глазами, оценивали события и факты мерой его требований. В полном духовном единстве командира и экипажа и заключалось самое важное, именно то, что обусловливало нравственный климат на корабле, делавший людей смелее, увереннее в себе, чище душой. Иван Васильевич и решил в этот неимоверно трудный час обратиться к подчиненным: