В морях твои дороги

Хэльми отперла своим ключом парадную дверь; темная лестница сразу же осветилась.

— Ты, Фрол, проводи Лайне и подожди Никиту внизу, — предложила Хэльми.

Я пожал руку девушки, выразившей надежду, что мы еще встретимся, и поднялся за Хэльми на третий этаж.

— Завтра утром зайдешь? — спросила она.

— Нет. Мы уйдем на рассвете.

— Когда же я увижу тебя?

— Не знаю, — ответил я с сожалением.

— Ну, нынче зимой я побываю у вас в Ленинграде. А ты напиши Антонине и Стэлле, как мы провели с тобой день, и передай Олегу привет, обязательно, слышишь?

— Передам, не забуду.

— Тебе понравилась Лайне?

— Очень.

— Даже больше меня?

Свет погас.

— Он горит ровно столько, чтобы добраться до собственной двери, и не рассчитан на долгие разговоры, — засмеялась в темноте Хэльми. — Ну, до скорого свидания, Никита!

— До свидания. Приезжай в Ленинград, увидишь Олега.

— Олега? — она отыскала в темноте мою руку и прошептала мне на ухо:

— А если я больше хочу видеть тебя?

И вдруг, притянув к себе и сказав: «Прощай, мой спаситель!» — горячо и крепко поцеловала. Прежде, чем я опомнился, дверь сухо щелкнула. Я остался один на пустой, темной лестнице.

— До утра я тебя должен ждать? — сердито пробурчал Фрол, когда я выбрался, наконец, держась за перила, на улицу. — Опоздаем. А эта Лайне — неплохая девушка. Ты что такой взъерошенный? — спросил он меня подозрительно, когда мы дошли до первого фонаря.

— Ничего… так.

— Так? Гм-гм… Ну, пусть так!

Не рассказывать же ему, в самом деле, что произошло наверху!

Мы попали в порт вовремя. На рассвете «Десна» вышла в море. Долго виден был «Длинный Герман» с красным флагом, развевавшимся на флагштоке.

* * *

Фрол огорчался до слез, видя, как матросы «Десны» прибирают палубу, а сигнальщик на мостике всматривается в туманную даль.

— Болтаешься без дела, как неприкаянный, не знаешь, куда приткнуться, — говорил он сердито.

У него руки чесались при каждом аврале, и он срывался с места при свисте боцманской дудки, но тут же сконфуженно возвращался в кубрик. Мы вахт не несли. Мы были лишь «пассажирами». И Фрол оживлялся только тогда, когда показывал корабль однокурсникам. Тут уж Фрол удивлял даже видавших виды матросов «Десны». Их скромная канонерская лодка превращалась фантазией Фрола чуть ли не в крейсер, такими яркими красками расписывал Фрол ее вооружение и ее боевые подвиги. Экскурсии имели успех, потому что Фрол призывал в свидетели участников войны на Балтике — Зубова и Пылаева.

Новички слушали эти рассказы охотно: они уже начинали привыкать к «флотскому языку», к тому, что кухня на корабле именуется «камбузом», повар — «коком», порог — «комингсом», а пол — «палубой».

— Никак не ориентируюсь, — огорчался Серегин, — идешь, какие-то кругом трубы по стенам, все гудит, а прямо перед тобою — дыра…

— Не по стенам — по переборкам, и не дыра, а люк… — поправлял его Фрол.

— Ну, люк и в нем лестница…

— Трап, Митя, трап…

— …И неизвестно, куда попадешь…

— Ничего, попадешь, куда надо…

— А звонки! Не пойму, что к чему. Почему звонят, куда бежать…

— Поживешь на корабле с месяц — поймешь, — утешал Фрол. — Давай-ка, в «морской словарь» поиграем.

Новички с увлечением играли в игру, еще в Нахимовском изобретенную Фролом. Надо было на вопрос: «Дома у тебя — комната, а на корабле?» — отвечать правильно: «Кубрик». За правильный ответ Фрол засчитывал очко.

Однажды на рассвете мы увидели длинный мол, аванпорт, отделенный волнорезом от моря, лес мачт, дым заводов. Перед нами была Лиепая.

В первые дни войны, окружив город с суши, враг яростно атаковал немногочисленный гарнизон. Глухов рассказывал, что курсанты четвертого курса училища проходили стажировку на кораблях в звании мичманов. Они сошли с кораблей и дрались, обороняя Лиепаю, у озера Тосмари. Целых четыре дня удерживали рубеж, отбив семь танковых атак. Так они проходили стажировку в бою…

Защитники города покинули Лиепаю лишь по приказанию командования, расстреляв все снаряды. Зато перед концом войны под Лиепаей гитлеровцы получили по заслугам: тут были зажаты в клещи тридцать дивизий. Наши торпедные катера, авиация и подводные лодки уничтожали конвой и транспорты и лишили немцев возможности подвозить подкрепление… Разгром был полный…

«Десна» вошла в канал, медленно продвигаясь среди песчаных берегов, мимо судов, ошвартовавшихся у причалов.

В этот же день нас отпустили в город. В торговом порту, недавно еще совершенно вымершем, нагружались и выгружались десятки судов. Гудели краны, лебедки, грузчики поднимались по сходням с мешками. По улицам города бегали маленькие трамваи, повсюду пестрели афиши кинотеатров. В парке у моря играл духовой оркестр.

Вечером мы в матросском клубе смотрели кино. А рано утром «Десна» вышла в море.

Перед нами снова была широкая Балтика, та Балтика, над которой веет слава нашего флота…