В московском ополчении

Пьеса «Ее друзья» закончена. Кому бы ее показать? Перебираю в уме всех знакомых в театральном мире. Не нахожу, к кому не совестно было бы обратиться. Вспомнил! В Детском театре работает Тарас Дмитриевич Соловьев, бывший актер Театра Революции, игравший Жадова в спектакле «Доходное место», поставленном В. Э. Мейерхольдом. Он играл эту роль столь вдохновенно, что по праву делил шумный успех с самой Марией Ивановной Бабановой – Полинькой. И человек был открытый, общительный, ясный.

Завернув в газету свою рукопись (о перепечатывании не могло быть и речи, на это требовались деньги), я отправился на площадь Свердлова. Служебный вход в ЦДТ – со стороны улицы Пушкина. Я сунулся туда. Трепещу. В полулепете спрашиваю вахтера: не могу ли я увидеть актера Соловьева? После каких-то выяснений разрешает пройти.

Соловьева я не видел, по-моему, с довоенного времени. Встретились.

– Здравствуйте, Тарас Дмитриевич!

– А, это ты. Здравствуй, Виктор, – дружески, как будто вчера виделись.

– Я написал пьесу…

– Да ну!

– …Хотел бы, чтобы вы ее послушали.

– Когда?

– Сейчас.

– Сейчас?

– Если у вас есть время.

– Собственно, милый, времени у меня нет, – Тарас Дмитриевич взглянул на часы. – А она длинная?

– Нет, не очень.

– Экая досада… И ты знаешь, у театра репертуар сверстан уже на весь год. Так что…

– Да я вам просто так хочу почитать…

Нежелание слушать мою никому не нужную пьесу было сломлено его человеческой деликатностью.

– Ну ладно. Только, знаешь, я послушаю один первый акт. А то меня время поджимает, на радио спешу… Запись.

– Хорошо, – обрадовался я.

– Пошли в мою гримуборную.

Когда я кончил читать первый акт, Соловьев как то странно и таинственно произнес:

– Подожди-ка, подожди!..

И убежал. Через мгновение он вернулся, таща за руку невысокого приземистого человека.

– Познакомьтесь, это заведующий литературной частью театра Путинцев Николай Александрович. – И представил меня.

– Приходите завтра в литературную часть и захватите пьесу, – сказал Николай Александрович и скрылся.

– Дочитывай.

– А как же радио, Тарас Дмитриевич?

– Черт с ним! Читай.

Я дочитал пьесу. Соловьев что-то горячо говорил, а на прощание сказал: «Смотри, завтра будешь читать в литчасти, а я людей созову».

Домой я не шел – плыл по московским улицам, не касаясь тротуаров ногами. Позднее я узнал, что в тот же день и последующий Тарас Дмитриевич бегал по театру и кричал, что появился новый Шекспир, Мольер, Лопе де Вега и Островский, и все они вместе взятые – один его старый знакомый.

Заранее должен оговориться, что моя пьеса «Ее друзья» – весьма жиденькое произведение. Единственное достоинство ее в том, что она была о простых человеческих чувствах, чем слегка выделялась на фоне «больших полотен» того времени.

* * *

Дальше уже вихрем полетела сбываться вторая часть предсказания Ю. С. Глизер.

На следующий день я читал пьесу в небольшой комнате литературной части театра, в которую набилось много любопытствующих. На другой день то же самое я проделал в кабинете директора – читал свой опус художественному совету театра. А еще через один день – на труппе театра с приглашенными педагогами московских школ.

Фея моей жизни, желая вознаградить за терпение, махала своей волшебной палочкой без устали. Пьеса была принята к постановке единодушно и даже с энтузиазмом, и, как всегда бывает в таких случаях, ей нашлось место в репертуаре этого же года. Да и постановщиками определили главного режиссера театра Ольгу Ивановну Пыжову и ее верного спутника Бориса Владимировича Бибикова. А какой состав дали! Сперантова, Чернышева, Заливин, Степанова, Сажин, юная Новожилова, только что окончившие студию МХАТа птенцы – орлята Ефремов, Печников. И, как сытный гарнир ко всем этим деликатесам, – договор с выплатой двадцати пяти процентов аванса сразу же, как только пьеса будет утверждена.

Успокоенная за меня фея легла спать. И не вовремя. Как только фея уснула, пьесу к постановке не утвердили.

Откровенно говоря, я не знаю, как сейчас решен вопрос о роли личности в истории. В годы моей жизни ее роль истолковывалась различно. То она никакого значения на ход истории не оказывала, то, напротив, играла заглавную роль, то второстепенную. В моей судьбе личности, как вы уже замечаете, играли, бесспорно, решающую роль, не говоря уже о маме и папе. В настоящем случае личность явилась в виде Константина Язоновича Шах-Азизова – директора Центрального детского театра.

– Виктор Сергеевич, я знаю, что высшая инстанция не разрешает нам ставить вашу пьесу. Но вы пройдите сейчас в бухгалтерию и получите аванс, двадцать пять процентов. Вам, возможно, нужны деньги, – предупреждая мой горький рассказ о судьбе пьесы, произнес Константин Язонович.

«Возможно»! О, эта славная человеческая деликатность! Я же стою перед Константином Язоновичем в таком жалком одеянии, и на худющем моем лице, безусловно, выражено все мое нынешнее благосостояние.

– Мне нельзя взять у вас аванс, Константин Язонович. Я его проем и, если пьеса не пойдет, не смогу вернуть обратно.

– Ничего, ничего, не беспокойтесь, идите в бухгалтерию.