Начало XX века прошло для человечества с общим стремлением в поднебесную высь. До того людям не давал покоя легендарный подвиг отважного Икара. Первые дирижабли, аэропланы, самолеты… Несколькими десятилетиями позднее часть советских граждан стала носить в груди, вместо сердца, пламенный мотор. И это можно было предсказать, зная, что новым азартным развлечением поколения москвичей конца ХIХ века (их родителей) стали полеты над Москвой на воздушных шарах.
В Москве пилотом-затейником выступал создатель шаров некий господин Жильберт. В начале лета 1892 года, обыкновенно по объявлениям в московских газетах, Жильберт собирал многочисленную публику на месте подъема своего шара в саду господина Шарля Омона у Петровского парка за Тверской заставой. Отлет назначался на 8 часов вечера. Конечно, в Москве никто точно не знал о месте приземления смельчака.
После отделения шара от земли всей этой конструкцией овладевал ветер с его капризами. И всегда масса народа, следившая за полетом, стремилась прибыть в тот район города, где мог опуститься шар. Народ поначалу ехал и бежал по улицам в определенном направлении. Но, в зависимости от ветра, люди вдруг поворачивали назад, потом — шли обратно… Они метались из одной стороны в другую. Кто-то кричал, ругался, ликовал.
Так, в одном из случаев того года путешественник коснулся земли у городского Манежа. При приземлении шар задел за телефонные провода. Все обошлось благополучно, без жертв. Зеваки торжественно проводили огромный воздушный баллон в палисадник нового здания университета (левое его крыло на Моховой улице). Здесь из шара был выпущен газ, после чего Жильберт и встречавший его Омон при громких криках собравшейся толпы уехали в театр.
Но что осталось на месте приземления?
Наблюдатели, большей частью мастеровые, которые во время встречи воздушных путешественников заполонили Моховую и Большую Никитскую с желанием все увидеть, сильно повредили водосточные трубы домов, когда на них залезали. Ко всему прочему темпераментными москвичами было разбито несколько окон у здания Манежа, отбита штукатурка. На фасаде университета те же любопытные выломали решетку. За ослушание и дерзости, высказанные городовым, в полицейский участок было отправлено несколько человек…
Прошло полтора летних месяца, и из того же публичного сада в половине девятого вечера тихо и плавно в небо поднялся шар с надписью огромными буквами «ГОРОД МОСКВА». Новый шар имел в корзине впервые отважившегося на воздушные приключения владельца этих мест — Шарля Омона.
Пролетев над Москвой, шар через полтора часа благополучно спустился вблизи подмосковного села Измайлова на сжатое поле.
Окрестные крестьяне вполне радушно отнеслись к воздухоплавателю. Они с большой готовностью и сноровкой помогли собрать шар и (по старой терминологии) «уложить его на извозчика».
До городской заставы Шарль Омон ехал верхом на лошади, а потом пересел также на извозчика. В одиннадцатом часу директор возвратился в свой сад, где, при сгустившихся сумерках, был встречен аплодисментами отдыхавшей публики.
А 23 августа 1892 года в 7 часов вечера, в день бенефиса директора Омона, в присутствии многочисленной публики состоялся последний в том летнем сезоне полет из его сада бенефицианта вместе с парашютистом господином Годроном.
Воздушное путешествие происходило на трех шарах: «Москва», «Северная звезда» и «Комета».
Шары плавно поднялись в воздух и направились к Ходынскому лагерю. Пролетев 9 верст в сторону от Москвы, шары сели в пригороде — у деревни Хорошово.
Там, как и планировалось, аэронавтов ожидала местная полиция. В функции полицейских входила охрана шаров и воздухоплавателей. Вслед за шарами, по наземной траектории полета, из Москвы ехали казаки и свободный экипаж.
В 9 часу вечера господа Омон и Годрон возвратились в сад Омона, где услышали громкие аплодисменты публики. Бенефицианту была поднесена бриллиантовая запонка. Кроме этой запонки он получил еще бриллиантовое кольцо и серебряный венок на атласной подушечке с надписью: «Директору Петербургского и Московских театров в день бенефиса от администрации сада».
Загородный сад был иллюминирован. В заключение праздника «был сожжен блестящий фейерверк» — как писали газеты, которые тут же еще добавляли: «27 августа состоится бенефис Я. И. Вульфа, главного администратора сада».
Многие москвичи, любители острых ощущений, тоже желали на часок-другой оторвать свои стопы от родной земли. Поэтому, спустя несколько лет, для них в московском Зоологическом саду на Пресне были устроены специальные экзотические подъемы на воздушных шарах. Радость и азарт испытывали и сами воздухоплаватели, и ожидавшие их внизу зрители.
Правда, с полетами случались и курьезы.