Городская управа в феврале 1909 года вновь рассмотрела этот вопрос. На заседании говорилось о том, что устройство палаток и шатров значительно отразится на стоимости работ, устройство же фургонов с нарами — тем более. Фургоны к тому же загромоздили бы московские проезды. Естественно, что повысились бы цены на дорожные работы.
Совет инженеров по внешнему благоустройству, включившийся в разрешение проблемы, указал, что… работы отдалены от квартир рабочих, что промежуток времени на обед продолжителен, что он связан с нерегулярностью подвозов лошадьми дорожных материалов, что сократить время обеда невозможно. Этот совет счел, что наиболее разумным было бы отвозить рабочих на обед домой на подводах и тем же путем возвращать их на работы, категорически запретив отдых мостовщиков на улицах.
На это предложение управа нашла, что подобным образом можно было бы решать проблемы и с рабочими других аналогичных профессий, как то: землекопами и рабочими, занимавшимися прокладкой разного рода подземных сооружений. Управа отметила, что в лучшие условия нужно поставить и сторожей (дневных и ночных) при дорожных работах. Эти сторожа обыкновенно устраивали себе посреди улиц «первобытные шалаши из носилок, прикрытых тряпками и рогожами». В них они укрывались от непогоды и часто спали. Для сторожей управа предлагала иметь на объектах переносные будки установленного образца…
Совет инженеров по внешнему благоустройству Москвы, предложивший развозить рабочих в обед на подводах, рассчитал, что в городе на разного рода мостовых работах как у подрядчиков, так и в городских артелях на лето 1909 года рядилось до 100 тыс. человек, то есть при 150 рабочих днях приблизительно по 666 человек в день. Для перевозки этого количества людей потребовалось бы 111 подвод одновременно.
Если принять среднее расстояние перевозки от места работы до квартир мостовщиков в 3 версты, то из четырех поездок, принятых по урочному положению на ежедневные мостовые работы, одна поездка должна была бы пойти на перевозку рабочих. Она, при цене подводы в 2 рубля 20 копеек в день, стоила бы 55 копеек, или по 9 копеек в расчете на одного человека. За лето общая сумма перевозок 100 тыс. человек составила бы 9 тыс. рублей. Городской голова Н. Гучков и члены управы одобрили эти предложения.
Однако 14 апреля 1909 года гласный Московской думы Кутырин сделал заявление. Он обратил внимание думы на то, что многих рабочих надо везти до домов на окраины Москвы более часа. Все время отдыха рабочего могло уйти на дорогу «на ломовой полке», что только утомило бы мостовщика. Кутырин предложил, сэкономив на подводах, выдавать рабочим причитавшиеся суммы денег, для того чтобы они, не валяясь на дорогах с кусками хлеба и прочей пищей, могли заходить в ближайшие харчевни. Там мостовщики могли бы иметь порции горячей еды, чая, немного отдохнуть. Выдача на то средств производилась бы десятниками или подрядчиками деньгами или особыми марками. Марки были бы действительны только в харчевнях или чайных. Деньги, как считал Кутырин, менее желательны для выдачи, так как могли быть использованы на приобретение водки.
В дополнение к тому гласный думы предложил выдавать рабочим и сторожам брезентовые накидки. Каждая по стоимости была не дороже рубля. Затраты на накидку легли бы в затраты на рабочий день не выше одной копейки…
Все статьи «Управской повести» долго оставались лишь росчерками пера на бумажных листах. А рабочие сезоны начинались и заканчивались по-прежнему, по старинке: «Богатенький не ведает, как бедненький обедает».
К слову, о продовольственных «харчевных» марках можно сказать следующее.
Аналогичными льготными карточками-марками на практике пользовались многие категории рабочих. И в пивных эти марки чаще всего встречались при расчетах за крепкие напитки. Бывало, что и кондуктор городского трамвая получал в оплату за проезд именно такую марку или карточку.
Распевы ямщиков
В одном анекдоте давно прошедших лет извозчик, подвозивший Ф. И. Шаляпина, после обыкновенной дорожной беседы спросил, где работает его пассажир. И получил ответ: «Пою». Возница был недоволен: «И я пою. Я спрашиваю о том, на что живете». Спрыгнувший певец лишь недоуменно пожал плечами.
Действительно, извозчики, ломовики, ямщики на больших и малых дорогах, в дождь, снег, пургу, на палящем солнце и при чудной погоде работали — дело делали. И, между прочим, тоже умели неплохо песни распевать.
Принято считать, что в песне, имеющей слова «Эй, ямщик, гони-ка к „Яру“!», пассажир, желая повеселиться, едет в ресторан из Москвы на окраину. Однако это не так. Ямщики в город не заезжали, делать это им было запрещено: в Москве пассажиров обслуживали извозчики. Героя этой песни, ресторанного любителя, везут из недалекого пригорода в подмосковную слободу.